Сын опять задумался. Ему, видимо, нелегко давалась логика взрослых людей.
— А когда вы женились, вы говорили, что любите друг друга?
— Уф-ф-ф… Ну, как это обычно бывает, — промямлил Дмитрий.
— Значит, вы обманывали друг друга?
Сашины глаза хитро блеснули. Возможно, он давно приготовил эту логическую ловушку.
— Почему обманывали? Чувства могут приходить и уходить. — Есехин вдруг испугался, что он может быть непонятным или неубедительным. — Послушай, то, что произошло между мной и твоей мамой, вовсе не означает, что никому нельзя верить. Есть люди, которым ты должен верить всегда! Запомнил? Всегда! И в первую очередь, это твои близкие: мама, бабушка, я… Понимаешь, обстоятельства бывают разные, жизнь порой все так закручивает… но ты должен нам верить…
Часам к семи, когда Ольга уже возвращалась с работы, Дмитрий привез сына домой. Он проводил Сашу до подъезда, а потом поехал на дачу.
На дорогах опять были пробки. Медленно продвигаясь в потоке машин, Есехин вспоминал разговор с сыном и его вопрос: «Значит, вы обманывали друг друга?» Но думал он при этом не о жене, а о Варе. Он вообще в последнее время думал только о ней.
Мысли были путаными, обрывистыми. К тому же Есехин чувствовал себя плохо: тело знобило, на лбу выступал холодный пот. Возможно, его просквозило в машине — он любил ездить с опущенным стеклом. В такую жару это было небезопасно. И болезненное состояние Дмитрия только усиливало мешанину в голове.
«Как же я могу учить сына верить близким людям, когда сам не верю дорогому мне человеку?! — думал он. — Пусть у меня будет тысяча косвенных доказательств неверности Вари, но все равно не может быть обманом тот поцелуй на краю обрыва, тот порыв страсти в заснеженном лесу. Ну и что из того, что до меня у нее был Григорьев?! Мы не дети, у каждого из нас кто-то был. А все его разговоры, обвинения в коварстве — это лишь сопли мужчины, получившего отставку. Он просто ревнует и пытается ей мстить!»
Мысль о Григорьеве испугала Есехина. Он представил, как этот истощенный, издерганный человек строит свои дурацкие планы, следит за Варей, возможно, даже сейчас. Не исключено, что она уже находится на волосок от гибели. И ему захотелось немедленно что-то сделать, остановить этого безумца.
Желание было таким внезапным и острым, что он бесцеремонно вклинился в поток машин слева от него, вызывая ярость у других водителей. Дмитрий выехал на встречную полосу, развернулся и притормозил у тротуара.
Порывшись в бумажнике, он нашел клочок салфетки с номером телефона, написанным Григорьевым. Цифры были неровными, прыгающими. Набрав их на мобильнике непослушными пальцами, Есехин уже через несколько секунд услышал в трубке глухой, бесцветный голос:
— Алло… Кто это?
— Сергей, это Дмитрий, — сказал Есехин.
На другом конце вначале установилась тишина, а потом раздался саркастический смешок.
— Значит, ты уже дозрел? Хочешь помочь мне?
Дмитрий испугался, что каким-нибудь неосторожным словом или резкими интонациями спугнет этого человека. Если Григорьев не захочет с ним общаться, найти его потом в десятимиллионном городе будет очень трудно.
— Думаю, наши планы вряд ли стоит обсуждать по телефону, — уклончиво ответил он. — Давай встретимся и поговорим. Я могу приехать к тебе. Прямо сейчас. Ты где живешь?
— Приезжай. Только не ко мне домой. Это не очень приятное местечко… Давай встретимся у моего дома. На первом этаже здесь есть кафе с цветочным названием… Я никак не могу его запомнить. Но сейчас объясню, как к нему подъехать. Там и поговорим…
Григорьев жил в Орехово-Борисово — спальном районе на юго-восточной окраине Москвы. Есехин добрался туда, когда уже начинало темнеть.
Переезжая дамбу через Борисовский пруд, он увидел впереди себя на холме нагромождение безликих многоэтажных зданий. В сумерках их контуры были размыты, и казалось, что тысячи светящихся окон принадлежат какому-то одному гигантскому сооружению — колоссальному термитнику, где существует бесчисленное количество особей, лишенных какой-либо индивидуальности.
Однако стоило въехать в спальный район, как ощущение чего-то цельного, наполненного пусть и примитивной, но все же жизнью, сразу пропадало. Складывалось впечатление, что эти далеко стоящие друг от друга башни вообще строились не для людей — между ними все заросло деревьями и кустарником, и в темное время суток здесь было не очень уютно. Не случайно, несмотря на теплый августовский вечер, располагавший к романтическим прогулкам и мечтательному настроению, прохожих на улицах практически не было видно. Разве что кто-то перебегал от троллейбусных остановок в свои дома.
Есехин довольно легко нашел безликую шестнадцатиэтажную блочную башню, в которой обитал Григорьев. В пристройке с торца здания здесь находилось кафе, как сказал Сергей, с каким-то цветочным названием. Впрочем, Дмитрию так и не суждено было его узнать — из десятка неоновых букв горели только две: «К» и «Л».
Григорьев прохаживался перед входом в заведение. В желтом свете уличных фонарей он выглядел еще более худым и изможденным, чем при первой их встрече. «Он точно серьезно болен», — подумал Дмитрий, хотя и сам чувствовал себя сейчас не очень хорошо.
Поставив машину, он подошел к Григорьеву. Они обменялись кивками, при этом по лицу Сергея скользнула кривая ухмылка, ясно свидетельствовавшая: он нисколько не сомневался, что в конце концов Есехин пожелает с ним встретиться. Но вслух ничего не сказал.
Кафе оказалось большим и таким же неуютным, как весь спальный район, где оно находилось. За столиками без скатертей сидели с десяток местных забулдыг и пили пиво. Они громко разговаривали между собой, нисколько не заботясь, что это может помешать окружающим. Со стороны туалета несло мочой, из динамиков — попсой, а от двух немолодых уставших официанток — неприязнью и раздражением.
Есехин и Григорьев заняли столик в дальнем углу, где было не так шумно, и заказали по кружке пива. Никто из них не спешил начинать разговор. Григорьев курил, искоса поглядывая на Дмитрия и продолжая криво улыбаться своим мыслям. Наконец он спросил:
— Т-т-ты видел Варю после нашей встречи?
— Нет, — покачал головой Есехин.
— Это хорошо. Я боялся, что ты начнешь выяснять с ней отношения и все мне испортишь.
Теперь уже не имело смысла скрывать карты. Есехин отхлебнул пива, посмотрел Григорьеву в глаза и сказал:
— Я как раз для этого и приехал.
— В-в-все мне испортить? Так я и знал, — он устало вздохнул. — Я знал, что ты не сможешь трезво взглянуть на ситуацию, в которую попал. Хотя в прошлый раз очень старался открыть тебе глаза.
— Почему я должен верить твоим рассказам и не верить Варе?! — с откровенной неприязнью спросил Дмитрий.
— Ну да, ей трудно не поверить. У нее великий талант убеждения. Д-д-даже если застанешь ее с кем-то в постели, она все равно докажет, что ты у нее — единственный. А этот — так, совершенно случайный человек. Проходил, мол, голый через ее спальню, поскользнулся, упал и попал своим членом прямо в…