— О господи, — сказал Федор с облегчением, — я решил, что за мной уже пришли из милиции.
— Привет, — деловито бросила девушка, проходя сразу на кухню.
В руках у Риты были пакеты с продуктами, и она была похожа на молодую мамашу, приехавшую проведать свое чадо в летнем лагере. Эта роль ей явно нравилась. Очевидно, перед тем как здесь появиться, она немало времени провела в магазинах.
Однако Чернова такая трогательная забота только прилично разозлила.
— Зачем ты пришла?! — довольно грубо спросил он.
Она уже начала выкладывать продукты на стол, но после его слов в растерянности остановилась с замороженной курицей в руке. Ее хрустальная мечта наконец-таки взять на себя заботы о нем опять была безжалостно разбита.
— Я думала, ты хочешь есть…
— Прекрасно! Типичная женская логика. Лучше бы ты с утра занялась тем, что я тебя просил сделать! Неужели ты не понимаешь, для меня это гораздо важнее, чем плотно позавтракать?! Важнее в сто, в тысячу раз!
— О чем ты?!
Вместо ответа Федор огорченно хлопнул себя руками по ляжкам, развернулся и ушел в комнату, где с размаха упал на диван. Через секунду к нему робко заглянула Рита.
— Объясни… — начала она.
— Я просил тебя как можно быстрее встретиться с приходившим к нам страховщиком, — подчеркнуто внятно стал говорить он, — и как можно подробнее расспросить его о том, на каких условиях заключен договор между Кисиным и страховой компанией! Понятно, что это конфиденциальная информация, но, учитывая все свалившиеся на мою голову неприятности, ты могла бы попытаться вытащить из него хоть что-нибудь. Тем более на следователя я теперь не могу рассчитывать и остается лишь призрачная надежда, что страховщик что-нибудь раскопает. Ему ведь все равно нужен не мифический преступник, пусть даже посаженный в тюрьму, а танцовщицы! А ты бежишь с утра за продуктами и начинаешь увлеченно играть в семью! Как дети в песочнице!
— Я уже не ребенок! И не смей со мной так разговаривать! Слышишь?!
— Ну да, не ребенок! Только ты сама мне рассказывала о свадьбе своей подруги, вышедшей замуж за однокашника, и о том, что эта парочка с первых совместных доходов купила себе щенка. Чем ты от них отличаешься?!
Девушка, видимо, все еще не теряла надежды загасить неожиданный конфликт.
— Хорошо, чтобы ты не бесился, сообщаю тебе: я звонила с утра Пупко, но он заявил, что в первой половине дня не может со мной встретиться! Хотела тебе сказать об этом, но не успела. Ты набросился на меня, как… Кстати, страховщик был занят именно потому, что собирался ехать к Кисину.
— Зачем? — встрепенулся Чернов.
— Не знаю. Он не посчитал нужным мне доложить… — Рита вдруг решительно развернула кресло и села напротив. Глаза ее разбрызгивали искры и чувствовалось, что он ее достал. — Послушай, я понимаю, что сейчас не время выяснять отношения, но все же… Я сегодня всю ночь не спала, думала… В общем, мне надоела роль девочки на побегушках у маститого дизайнера. Я, конечно, буду помогать тебе, помогать до последнего. Но если ты выпутаешься из этой ситуации, то я сразу уйду! Буквально в тот же день!
— Как это — уйдешь?!
— Очень просто! Соберу на работе свои вещи — и больше ты меня не увидишь!
— Что за глупости, — покраснел он. — Ты для меня не просто помощница.
— Ну, еще и любовница… Очень удобно — все под рукой!
— Нет, ты значишь для меня гораздо больше!
— Насколько больше? — тут же взяла она его за горло, словно и не грозила минуту назад уйти.
Реакция у нее была отменной, и за словом Рита никогда не лезла в карман.
— Больше не бывает… — Чернов не привык находиться в такой роли. Он вскочил и подошел к окну. — Но сейчас и в самом деле не время для объяснений! Может, уже завтра я попаду в тюрьму?! Да что там завтра — через полчаса.
— А если не попадешь?
— Ну… — завилял он.
— Как я узнаю, что время для объяснения, о котором ты говоришь, уже наступило?
— Узнаешь, узнаешь.
— Говори конкретно!
— Я подам тебе знак.
— Помашешь рукой?
— Ну, скажу что-нибудь…
— Что?
— На дворе прекрасная погода.
— Хорошо, я запомню эту фразу!
Они оба рассмеялись. В их отношениях уже был сделан такой большой шаг, что дальнейшее форсирование событий только помешало бы. Рита подошла к нему, они обнялись и стояли так очень долго.
— Послушай, — наконец произнес Федор. — Тебе лучше все-таки поехать в бюро, посидеть на телефонах. Ты одна осталась на хозяйстве… И не бегай сюда каждый день. Говорю так не потому, что я не хочу тебя видеть — это просто опасно. И для меня, и для тебя. Тебя действительно могут привлечь за содействие опасному преступнику.
— Тогда мы попросим отдельную камеру, — отшутилась Рита, тем не менее послушно направляясь к двери.
В прихожей они еще раз обнялись.
— Позвони Пупко после обеда, — напомнил Чернов, целуя ее. — Вдруг он уже освободится. Кстати, страховщик не сказал, как долго будет у Кисина?
— Нет. Хотя я спрашивала. Дело в том, что он вообще договаривался о встрече с Кисиным не напрямую, а через Сухорукова.
Федор сделал шаг назад. Казалось, глаза у него сейчас вылезут из орбит.
— Что ты сказала?!
— Пупко созванивался с Арнольдом, так как у Кисина было совещание. Поэтому он не знает, когда его примут и сколько времени займет встреча.
— Но ведь это же все принципиально меняет! — заорал Чернов. — Об этом ты должна была сказать мне в первую очередь! Если Сухорукова до сих пор не вышвырнули с работы — значит, вся история с похищением танцовщиц подстроена! Неужели ты не понимаешь?!
— Ну и зануда же ты! Я буду в бюро! — с досадой бросила Рита и вышла за дверь.
Если не принимать во внимание присущую Арнольду Сухорукову высшую степень цинизма, то во всем остальном он был очень положительным молодым человеком и практически не имел типичных для его сверстников недостатков. Он не таскался по ночным клубам, не пил сверх меры, не курил, не говоря уже о том, что никогда в жизни не пробовал наркотиков, даже самых невинных. В общем, получался почти идеальный образ современника, с твердыми принципами и с целью в жизни.
Однако самое удивительное заключалось в том, что все эти достоинства, сознательная умеренность, склонность к здоровому образу жизни вовсе не являлись результатом хорошего воспитания или положительного примера взрослых. Как раз наоборот, он вырос в очень неблагополучной семье, где им никто не занимался. Отец бросил их с матерью, работавшей продавщицей в универмаге, когда Арнольду исполнилось всего шесть лет, и счастливого детства, в общепринятом смысле слова, у него не было.