Было просто удивительно осознавать, что совсем рядом бьет ключом совсем другая жизнь, что фактически в одном городе существуют два мира, никак не пересекающиеся между собой. Федор пролежал под мостом двое суток и за это время никто не спустился вниз, чтобы поинтересоваться, что он здесь делает и не нужно ли ему чем-нибудь помочь. И трудно было сказать определенно, какой из этих двух миров более гуманен, более разумно устроен.
Вечером женщина опять дала Чернову поесть: тот же суп-лапша быстрого приготовления и кусок хлеба. Заметив, что он зябко кутает босые ноги, она принесла ему и какие-то рваные, грязные ботинки. Теперь это не вызвало нарекания других бомжей, даже шутливого. Чувствовалось, к Федору уже начинают привыкать, он становится такой же частью этой странной общины, как и все остальные. Впрочем, пока и особого расположения к нему не проявлялось.
Без заметных отличий прошел и третий день. А утром четвертого Федор проснулся очень рано. Рассвет только-только начинал подсвечивать небо на востоке, над рекой стоял густой туман, опускавшийся на росшую на берегу траву, на бетонные плиты обильной росой. Как ни странно, и в этот час сверху слышался ровный гул машин.
Чернов почувствовал себя практически здоровым, и это проявилось в том, что ему больше всего захотелось немедленно хорошенько вымыться и съесть громадную отбивную. Впрочем, не отказался бы он и от кукурузных хлопьев с молоком.
Бомжи еще спали, с головой завернувшись в свои лохмотья. Федор испытывал к ним в этот момент двоякое чувство: с одной стороны, они ограбили и едва не убили его, а с другой — помогли выжить. Без них он точно бы умер или, вконец изголодав, сдался милиции. Ему хотелось как-то отблагодарить их, но в то же время именно эти люди уже отобрали у него все деньги, так что они были квиты.
В конце концов он решил, что его сентиментальность — всего лишь остаточное явление пережитой им болезни. В данном случае не имело смысла распускать слюни. У него и этих людей были совершенно различные жизненные ценности, и как бы он ни пытался их отблагодарить, вряд ли у него что-нибудь получилось бы. Со дна их уже не вытащишь, жить нормальной жизнью, работать они уже не смогут, а деньги просто пропьют.
Постояв немного над спящими бомжами, Чернов грустно вздохнул и полез по склону наверх, придерживая сильно болевший бок.
Уже четвертый день Рита не могла найти себе места. Все ее существо сковывала парализующая тревога, вызванная тем, что Федор внезапно куда-то исчез. Бесследно! Он не только не звонил, но и сам не отвечал на телефонные звонки, хотя она набирала его номер чуть ли не через каждые пять минут. Да и как Чернов мог ответить, если, отправляясь в тот злополучный вечер в магазин за продуктами, он оставил трубку в квартире старушки и больше туда не возвращался?
Утром Рита предприняла еще несколько попыток дозвониться, но все с тем же результатом. К десяти часам нервы у нее были на пределе. Она рисовала в своей голове всякие кошмарные картины — одна страшнее другой. Ей представлялось, что Федор уже арестован и сидит в тюрьме, и она даже хотела связаться со следователем Павленко, чтобы выяснить: так это или нет? Однако, во-первых, майор не обязан был информировать ее, а во-вторых, ей трудно было бы объяснить, почему это она вдруг так забеспокоилась. Не могла же Рита сказать, что ее беглый шеф и любовник не отвечает по мобильному телефону, хотя тот явно включен и исправно посылает длинные гудки.
В конце концов она решила наведаться в Братеево на квартиру бабушки, хотя Федор категорически запретил ей там появляться, даже если она уверена, что за ней нет «хвоста». Быстро собравшись, Рита сбежала вниз по лестнице — ждать лифт у нее не было сил — и вышла на улицу. Перед подъездом были вкопаны в землю две деревянные лавочки, на которых по вечерам обычно сидели старушки. Но сейчас на одной из них, растянувшись во весь рост, лежал какой-то бомж.
Несмотря на лето, этот человек был в длинном пальто и надвинутой на лоб шапке — как и большинство бездомных, все свое имущество он, видимо, вынужден был таскать с собой. Пальто было настолько грязным, потертым, что определить его первоначальный цвет не представлялось возможным, а облезлая шапка буквально блестела от жира.
Девушка постаралась пройти от бомжа подальше, но вдруг услышала негромкий, но четкий оклик:
— Рита!
Не узнать этот голос было невозможно. Она остановилась как вкопанная.
— Не поворачивайся ко мне, — упредил Чернов движение ее головы. — Сделай вид, что ищешь что-то в сумочке. За тобой могут наблюдать.
Рита послушно открыла сумочку и стала рыться в ней, словно проверяя, не забыла ли, выходя из дома, ключи от офиса или деньги. Одновременно она украдкой оглядела улицу, однако ничего подозрительного не заметила: по другой стороне пожилая женщина вела за руку маленького мальчика, почему-то плакавшего навзрыд, метрах в трех от подъезда стоял голубой микроавтобус, но в нем никого не было, да на одном из балконов курил какой-то мужчина в белой майке.
— В Братеево меня выследили, — вполголоса продолжал Федор. — Пока не знаю кто, но это точно была не милиция. Мне надо хотя бы ненадолго у тебя укрыться. Я боялся, что твои родители дома, и не стал подниматься…
— Их нет. Они тоже уехали на дачу, к бабушке, — едва шевеля губами, сказала Рита.
— Так мне к тебе можно?
— Конечно!
— Раз ты уже вышла из дома, сходи в какой-нибудь магазин, а потом возвращайся.
По соседству находилась булочная, и Рита пошла туда. В голове у нее гудело от мыслей. С одной стороны, она была рада, что с Черновым ничего не случилось, с души свалился огромный камень, но с другой — была ошарашена новостью, что кроме милиции за Федором охотится кто-то еще. Теперь ей кругом виделись враги и она старалась быть естественной, не привлекать к себе внимания.
Купив батон хлеба, Рита поспешила домой. У подъезда уже никого не было, но, поднявшись по лестнице и открывая свою дверь, она услышала, что сверху кто-то спускается. Это был Чернов. Он проскользнул за девушкой в квартиру и в прихожей облегченно прислонился к стене.
— Что все это значит?! — взволнованно спросила Рита. — Где ты взял эту ужасную одежду?! И почему пропадал целых четыре дня?! Неужели нельзя было позвонить?! Ты — бессердечный! Ну что, разве не так?!
— Когда мы с тобой расстались, я поехал в Братеево и там на меня напала парочка убийц. У дома твоей бабушки. Точнее, в вестибюле… Я чудом спасся, но, убегая от них, разбил машину твоего отца. А потом четверо суток лежал под мостом, в компании бомжей. Они и презентовали мне пальто и шапку. Теперь, если можно, задавай вопросы по одному.
— О господи! — только и вымолвила она.
— Мне нужно помыться и переодеться, — сказал Федор. — И еще я голодный как волк.
Он стал раздеваться прямо в прихожей. Рита принесла с кухни полиэтиленовые пакеты для мусора и по мере того, как он разоблачался, брезгливо упаковывала эти тряпки, оставляя их здесь же, у двери, чтобы потом вынести и выбросить в мусоропровод. А еще лучше — облить бензином и сжечь!