«Мне взять все-все свои вещи?»
«Конечно, детка!»
— Таллури, я очень волновался из-за тебя!
— Лим, больше нет необходимости обсуждать это.
И одновременно:
«Торис, мне кого-нибудь предупредить, что я ухожу?»
— Я давно тебя не видел.
«Детка, ты имеешь право не сообщать о своем решении никому, но с друзьями стоит попрощаться».
— Сутки-двое, не больше, Климий. И — до свидания, я ухожу.
— Что значит — «до свидания»? Куда это «ухожу»?
«Мне объяснить ему?»
«Думаю, это будет правильно».
— Лим, я буду пока жить в доме господина Джатанга-Нэчи.
— В качестве кого, Таллури?!
«Он спрашивает, в качестве кого я буду жить у тебя, любимый? Мне все равно, но как ему лучше ответить?»
«Ответить правду: ты — моя невеста».
Она приняла это в сердце, как впитывает влагу цветок в пустыне, но «сказала» другое:
«Я сделаю ему больно, Торис. Мне жалко его».
«Жалость для мужчины унизительна. И он всё знал наперед. Я предупреждал его. Люблю тебя!»
«И я тебя, любимый!»
— В качестве невесты, Лим.
— Это… это безумие! Это невозможно!
— Лим, не говори ерунды! Не говори ничего! А объяснять я ничего не буду, прости.
«Я возвращаюсь, Торис». «Жду тебя, детка, милая».
Оставив расстроенного и растерянного Климия в своей (теперь бывшей) комнате, она убежала…
— …и это невозможно! — донеслись до нее слова жреца храма Судьбы, странно перекликающиеся и с последним возгласом Климия, и со словами дельфийской пифии.
— Мне это известно, — спокойно произнес ему в ответ господин Нэчи. — Но известно мне так же и то, что существует ритуал, известный в народе как «Ритуал двух сердец». Я слышал, что его действие так сильно, что невозможное меняется на возможное.
— Суеверие! Суеверие! — замахал жрец руками и даже отшатнулся. — Судьбу меняет лишь Бог Единый!
— Так помолись Ему, жрец! Во время ритуала и помолись, — господин Джатанга-Нэчи, проникновенно глядя жрецу прямо в глаза, вложил в его ладонь кожаный мешочек с золотом.
Лицо служителя занялось пунцом:
— Вы оказываете на меня давление! — мешочек незаметно исчез в складках его хламиды.
— М-м? Разве? — господин Нэчи задумчиво возвел глаза к бесконечно высокому куполу храма. — А пожалуй, вы правы, я оказываю давление. Простой ритуал — и вы сможете произвести полный ремонт подсобных помещений, а заодно — наполнить корзины продуктами для раздачи бедным, — и второй мешочек перекочевал вслед за первым.
— Ах, да что я упираюсь, — со вздохом пробормотал жрец себе под нос. — Меня же учили всем древним ритуалам и этому тоже. Пусть никто им не пользуется многие-многие годы, но он же продолжает существовать.
— И его никто не отменял, — тихо подсказал господин Нэчи.
— И его никто не отменял, — послушным эхом повторил жрец и вдруг хлопотливо воскликнул: — Но ведь гарантии все равно не будет!
— Не будет, — согласился его собеседник, — зато надежда укрепится. Что может быть сильнее надежды?
— О да, вы правы, — кивнул жрец и окончательно решился: — Стойте и ждите.
Ушел. Вернулась тишина. И опять залетали с места на место белые птицы.
— Торис, — шепотом окликнула Таллури.
— Что, малыш?
— Я не покажусь тебе излишне любопытной, если спрошу, что это за ритуал такой — для двух сердец?
— Последние два часа ты настораживающе нелюбопытна, — улыбнулся он. — Ты удивительно долго терпела. Так вот, по поводу ритуала. Он предназначен для тех двоих, кто в этой жизни лишен возможности стать супругами. Он связывает их жизни, чтобы любящие не потеряли друг друга в будущем воплощении, — он наклонился и нежно коснулся губами ее уха. — Старики говорят, что, видя такую любовь и верность, а кроме того — твердое намерение не расставаться, Судьба иногда и в этом воплощении меняет свой ход, и…
— …и мы могли бы пожениться и в этой жизни? — с затаенной надеждой спросила она.
— Может быть. Всегда есть надежда. Я приходил сюда несколько дней тому назад. Просто попросить жрецов помолиться за нас с тобой — простой ритуал призвания помощи и благословения Бога. Не зная о нас ничего, жрец приступил к молитве, стоя напротив завесы алтаря, но вдруг обернулся ко мне и, прервав сам себя, прошептал: «Невероятно! Одно противоречит другому: с одной стороны, ваши судьбы соединить невозможно. В этой жизни — невозможно! С другой — они УЖЕ соединены! И соединены крепче крепкого». Я нетерпеливо попросил его продолжить, а он забормотал: «Я не знаю… не знаю, как продолжить ритуал: в этом случае его части не согласуются друг с другом». Я сказал ему лишь:
«Делай свое дело, жрец, произнеси все положенные молитвы. Теперь, как, впрочем, всегда, в воле одного лишь Бога принять решение!»
По залу вдруг пошло движение — дружнее залетали птицы, появились невесть откуда музыканты и певцы, служки внесли цветы, душистые благовония, светильники. И вошли жрецы. Семь жрецов в белых одеждах и красных кушаках.
На стоящую перед алтарем пару с улыбками и песнями, под нежные звуки флейт и ритмичный, как биение сердец, стук тамбуринов, набросили гирлянду цветов — одну на двоих. Гармония плавных звуков, то протяжных и возвышенных, то радостных и окрыляющих, наполнила храм. Это привлекло людей с улицы — посмотреть на редкостное событие захотелось многим, и постепенно зал наполнился. Люди смотрели на офицера и девушку, стоящих перед алтарной завесой, с одобрением и радостным любопытством: еще бы, древний ритуал! И лица у этих двоих, несмотря ни на что, счастливые. Рядом со счастьем других находиться приятно. И всегда есть надежда — а что если Судьба расщедрится и оделит подарком и кого-нибудь из присутствующих?
Запах благовоний закружил голову, и Таллури вскоре едва могла ориентироваться в пестром смешении толпы, храмовых танцовщиц и музыкантов, служек и жрецов, постоянно переходящих с места на место и произносящих то одну молитву, то другую.
А в какой-то момент один из жрецов приблизился к ним. Он держал в руках белую птицу. Стихла музыка. Лишь постукивал, как сердце храма, как сердце ритуала, большой барабан. Под эти гулкие звуки жрец вопросил:
— Сейчас я задам вопрос, и вы ответите. Не думая, скажите первое, что придет на ум, и произнесите хором: что вы будете помнить друг о друге всегда?
— Ее характер и этот восхитительный настороженный взгляд! — сказал он.
— Его глаза, бездонные, как море, и голос — как рокот грозы! — сказала она.
Жрец разжал руки — птица взмыла вверх и описала круг над их головами.
— Принято, — заключил жрец.