– Надо сдаваться, Ира.
Она дернула плечом. Однако через секунду снова почувствовала рядом горячее дыхание Трофимова:
– Бесполезно. Перестреляют.
Майор невольно сбавил обороты. Машина еле ползла по асфальту.
* * *
Агеев забыл, зачем вышел. Ему нужно было идти открывать ворота, а он словно прирос к смотровой площадке. Действительно, смотровая, если учесть то, что открылось взору рядового. Его напарник громко прошептал:
– Ни фига себе!..
А начальник караула пожалел о том, что смотрит сейчас из-под ладони, а не через видоискатель своей компактной видеокамеры. И совершенно неожиданно, не по уставу, его ладонь скользнула со лба в сторону – старший лейтенант сделал два дела одновременно: отдал честь, приложив руку к «пустой» голове, и коснулся пальцами виска, словно намекая: «Ты, майор, видно, совсем свихнулся». Теперь ему стала ясна причина, по которой джип полз со скоростью черепахи.
* * *
«Бесполезно. Перестреляют».
Жар от дыхания – то ли Трофимова, то ли от безнадежности в его голосе, то ли все, вместе взятое.
Ладонь была влажной, пистолет в ней – непомерно тяжелый.
«Дятел!» – Ирина про себя обругала Трофимова, который постукивал ее по плечу. Она уже отчетливо видела молодого офицера, который из-под ладони всматривался в приближающуюся к посту машину.
Мешала нервозность майора, который в свое оправдание что-то говорил о семафоре; мешал Заботин, отвлекал дятел-Трофимов и его прикосновения, которые стали частыми; и вот сейчас его рука застыла на плече Ирины и сжала его. Рядом близость другого плеча, плеча майора.
Плечо майора...
Близость...
Это не виделось выходом, но решение пришло неожиданно. Если что-то и могло отвлечь охранников, так это обратное – привлечь их внимание.
– А ну-ка. – Ирина облизнула пересохшие губы и высвободила левую руку, – смертельный номер, майор. И если ты сделаешь вид, что тебе не понравилось, клянусь, я пристрелю тебя.
Девушка придвинулась ближе к Алексею, левой рукой обвила его шею и притянула к себе; правая рука по-прежнему сжимала рукоятку пистолета.
– Обними меня, – прошептала Ирина, – и сделай соответствующую рожу.
Пацаны на заднем сиденье переглянулись. И только. Они ничего не понимали. Даже забыли о смертельной опасности.
– Черт! – выругался Трофимов, невольно приоткрыв рот. Он видел, как пришли в движение челюсти майора – он отвечал на поцелуй Ирины: жадно, словно это был последний поцелуй в его жизни, так жадно, что Николаю со стороны казалось, майор жует ее губы, кромсает их и пьет кровь.
Страхов на секунду прикрыл глаза, машина вильнула в сторону. Ирина крепче впилась в его волосы на затылке, возвращая на место помутневший от неожиданности разум майора. Она оторвалась от него – но только за тем, чтобы произнести:
– Приоткрой один глаз, задавишь караульных.
И их губы снова слились в поцелуе:
Действия девушки были неожиданными, однако майор в считаные мгновения понял и оценил их по достоинству. Затем пришло неизвестное ему доселе ощущение свободного падения. И это помимо воли, которая оказалась парализованной экстремальной ситуацией, когда жизнь висит на волоске, а организм начинает играть против правил: вместо того чтобы съежиться, он делает все наоборот.
На миг ему показалось, что Ирина проделывала это не раз, во всяком случае, могла как-то сымитировать поцелуй, но – ничего подобного.
Алексей приоткрыл глаз и встретился с внимательным, изучающим, но тем не менее серьезным взглядом. Будь этот взгляд расслабленным, майор разочаровался бы. Он не представлял, что с таким выражением глаз можно завести человека в считаные мгновения.
Глянув в панорамное зеркальце на удаляющуюся фигуру Кузьменкова, майор едва слышно сказал:
– Тебе не обязательно стрелять в меня.
* * *
Кузьменков вышел из караулки в проходную. Ему интересно было узнать, что за женщина была с майором. Утром Страхов вскользь упомянул, что смена должна пропустить трех человек, которым он выписал разовые пропуска.
– Неверов, ты кого сегодня пропустил на завод? – Кузьменков склонился к «амбразуре» кабинки и лукаво поглядывал на контролера, словно тот был в тайном сговоре с начальником.
В будние дни рабочие проходили каждый через свою кабинку, и контролеры вкладывали пропуска в ячейки согласно номерам. В выходные дни открытой была только одна кабинка, и контролер пропускал тех, кому были выписаны разрешения.
– Дай-ка мне их пропуска, – потребовал Кузьменков и нахмурился, поскольку с фотографий на него смотрели мужчины. Сафиуллин и Сурков – прочел он их фамилии. – А где пропуск женщины?
Контролер потянулся к продолговатой коробочке и выудил из нее еще один пропуск, прокомментировав:
– Одна-единственная. Мастер термического отделения, заступила на сутки в половине восьмого утра.
Теперь все встало на свои места. На фотографии была изображена миловидная блондинка лет двадцати семи с пухлыми губами и вздернутым носом. «Она, – решил старлей, – Любовь Васильевна Вдовцева. Подходящее имя и даже фамилия для женатого майора».
Завод находился в девяти километрах от Ленинска-18. Конечная остановка маршрутного автобуса, которую миновал «труппер» Страхова, так и называлась: «Девятый километр». Еще двести метров – и съезд на шоссе.
– Накинь-ка ремень.
– Что? – Алексей хорошо расслышал слова девицы, но их смысл показался ему гораздо глубже. Что поделаешь, сегодня приходилось взвешивать не только собственные слова... Но Ирина не дала Страхову и секунды на размышление.
– Ты слышал, о чем я сказала.
– Боитесь, что постовые могут остановить машину?
– Я считаю до трех.
Секундами раньше она не дала договорить, а сейчас прервала его мысли. Теперь он уже не контролировал себя, потому не смог скрыть растерянности. С оторопью майор смотрел на девушку, которая пристегивалась ремнем. Щелчок замка показался ему чересчур громким.
И второй щелчок – это Ирина в буквальном смысле слова пристегнула Страхова к креслу.
До шоссе сто метров.
Алексей пожалел, что не решился действовать на охраняемой территории, когда можно было притопить педаль газа и врезаться в ворота. А ведь мог, обнимая эту шлюху, удерживая ее, отпустить руль, распахнуть дверцу и вывалиться вместе с ней из машины. Мог и получить пулю. Но ранения далеко не всегда бывают смертельными.
Пятьдесят метров.
Он слышал собственный крик, корчась от боли, но успевая обезоружить девицу; видел организованные действия своих подчиненных, которые пулю за пулей посылали в салон машины, начальника караула, спешащего к нему на помощь с криками: «Ну и шуточки у тебя, майор!»