– Поехали, – отдал команду Романов.
Каменев завел мотор и дал задний ход. Костя, дабы не выбирать якорную стропу, просто перерезал ее.
Костя присел возле девушки и буквально задавил длинным, официальным вступлением:
– Ирина, я – Константин Романов, оперуполномоченный ГРУ.
– Да? – она подняла на него глаза, вопрошая: «И что я должна сделать? Упасть в обморок? Снова побыть с женой Каменева, сменить ей пару компрессов?»
– Страхову вы так и не сказали, где спрятали улику против него.
– Не успела... – Она не стала дожидаться наводящих вопросов: – Я оставила ее на станции Тихвинская.
– Где именно?
– В одном брошенном пакгаузе.
– В каком? Подробнее.
– Я не смогу объяснить на пальцах, без меня вы все равно ее не найдете.
– Приблизительно, – настаивал Романов, в упор глядя на главного свидетеля. На свою главную цель. Ему показалось, она не узнала его, и Костю этот вариант устраивал.
Он повторил вопрос. Ирина ответила:
– На самом краю сортировочного парка – восточная сторона, кажется – есть «тупичок», там живут китайцы. Позади вагонов заброшенное здание. Там и спрятала. – Она тяжело вздохнула и покачала головой: – Пойду к морю, не могу здесь.
Пошел пятый час утра. Туман перед рассветом приобрел бледно-пурпурный оттенок и изодранным покрывалом простирался до самого берега, где, соприкоснувшись с водой, дальше уходил ровными, непроницаемыми слоями. Где-то совсем близко ухнула на бледнеющую луну сова и, прошуршав по листве крыльями, погрузилась в утреннюю дрему.
В гостевом доме было прохладно. Свет проникал в комнату из коридора, отчего лицо Страхова с одной стороны, обращенной к двери, было желтоватым, с другой – темно-коричневым.
Страхов и Романов встречали утро, казалось, вдвоем. Оба забыли о хозяевах этого дома, и уже не могли вспомнить о трупах: в микроавтобусе, в омуте, в доме, в катере...
Страхов молчал. Он проиграл вчистую. Если и давать показания, то не здесь, не тому и не сейчас, что тут же и выложил этому расторопному малому, добавив:
– Вот так доверять наемникам. Все это время я думал, что тебя нет в живых.
Помолчав, он спросил, ибо эта догадка только сейчас осенила его:
– Тебя никто не встретил в Подольском?
Романов изобразил удивление и покачал головой:
– Разве меня кто-то должен был встретить?
Майор сдался – чего еще ждать, что можно выжать из этой ситуации? Как и тогда в цехе, когда он глядел на швеллер, торчащий поверх листового металла, так и сейчас он упорно не хотел замечать: этот молодой опер одини с ним можно договориться. Хотя бы попробовать договориться, предложив все, что у него осталось.
Страхов повернул голову, и его лицо стало ровного, коричневатого цвета.
– Слушай, Костя, ты здесь один?
Романов подошел к окну и приподнял занавеску: ему послышались чьи-то шаги. Но нет, все тихо. Стоя к Алексею спиной, Костя спросил:
– Один. И что с того?
* * *
...Нет, так далеко и, самое главное, быстро не уйдешь. Андрей оглянулся: ушли тихо, погони не наблюдается. А отошли-то всего на пару десятков метров. Женя еле переставляет ноги, да еще задержалась у родника.
– Некогда прощаться. – Андрей подхватил жену на руки и хотел было наклониться за упавшей с ее ноги тапочкой, но поскользнулся на влажной траве и едва не свалился в воду.
– От кого мы бежим?
– От неизвестности, – коротко ответил Андрей. Их гнало с родного кордона смертельное беспокойство. Вступать в единоборство с агентом ГРУ, который в одиночку «зачистил» заповедник, было глупой затеей. Единственное спасение в лесу, который он охранял, и лес должен, обязан был укрыть новых беглецов.
* * *
«Ирина, я – Константин Романов, оперуполномоченный ГРУ».
«И что я должна сделать? Упасть в обморок? Снова побыть с женой Каменева, сменить ей пару компрессов?»
Упасть в обморок – самый правдивый ответ. Ирина нашла в себе силы смотреть в глаза Косте, не отводить вороватого взгляда, отвечать уверенно.
Она по достоинству оценила его работу – поначалу на острове, и пусть даже он запоздал. На самом кордоне он провел зачистку, убрав главную ударную силу – Клима Лозовского.
Она оценила его внешность – красив, как герой киноромана. Потом разобралась, почему ее оценка вылилась именно в такую форму.
«Я – Константин Романов».
Она узнала его, когда он представился.
Он изменился за три года. Тогда он не носил длинные мелированные волосы, бородку. Но взгляд его не изменился: чуть насмешливый, исподлобья.
...Она нашла хорошую позицию в стойке. В прицел малокалиберной винтовки видела бордовые шторы на окнах нового дома Романова. Почему-то позавидовала цвету штор. И решила, что обязательно повесит в своей квартире шторы точно такого же цвета. Но зависть не коснулась новенького «БМВ», под капот которого Гольянов уже вывел провода мины.
Она страховала Гальянова и была готова стрелять в Романова или его девушку, появись они на пороге дома. Она не думала о том, что отнимает чужую жизнь: ее волновала своя.
Разбегаемся. Это слово каждый повторил десятки раз, узнав о неудачном покушении на Романова.
Она уехала в Волгоград, оттуда перебралась в Саратов, а потом снова оказалась в Самаре. Все эти долгие месяцы ее не покидало странное чувство. Ей казалось, она нашла причину, по которой Романов пошел на убийство: нарубил в мелкую капусту четверых мужиков, отыгрываясь. А когда его объявили в розыск...
Ирина точно помнила тот день, когда увидела на экране телевизора снимок Романова: «Разыскивается правоохранительными органами за убийство четырех человек». Она купила бутылку самого дорого шампанского и осушила первый бокал, край которого соприкоснулся с экраном телевизора: «За тебя, Костя!» Образ Романова словно отпечатался на экране.
– Пойду к морю, не могу здесь.
Она сидела на мостках, обхватив колени руками, и потихоньку сходила с ума.
Какой ты агент ГРУ! Ты пришел за мной? Шел три года? Выследил? Хочешь оставить договор в силе: деньги будут, люди – нет? И если ты агент ГРУ Костя Романов, то я обладательница титула «Мисс совратительница адвокатских отпрысков». Как у меня это получилось? Просто у меня заржавели тормоза посреди дороги, вот я и дернула проходящего мимо парня за масленку, и езда мне не показалась скучноватой: хорошее чувство ритма, отличный секс.