После дозы снотворного Блинов чувствовал себя отвратительно. Заявлять о вторичном нападении он, конечно, не собирался — двойной позор. Он бы и о первом не сообщил, но граната сильно давила между лопаток. Пришлось. Он, как опытный следователь, искал любую самую маленькую зацепку, чтобы выйти на банду грабителей. Однако понимал: у них есть преимущество — они «работают» организованно и нелегально, он же у всех на виду.

Вчера поздно вечером ему ничего не сказали, но предупреждение застыло в каждой паре глаз, обрамленных черными масками: если что, сам понимаешь. Они были больше похожи на банду наемных убийц. Сделай им заказ — они не то что одного замочат, целую группу порешат. Явно профессионалы. И связываться с ними опасно. За ними мог стоять какой-то высокий человек, а могли действовать и самостоятельно. Однако суть в том, что они внушали страх, давно неведомый бригадиру братков. Он сейчас словно под прицелом. По идее, с ними нужно бы дружить, что в первую очередь означало пассивное поведение.

«Вот это рэкет! — возмущался Блинов. — Вот это наехали! Такие бабки взяли!»

И снова удручающие мысли. Ну выследит он одного-двух человек, замочат их, останутся еще человек восемь. А если заглушить всю банду? Во-первых, как это сделать? Во-вторых, втихаря не получится, шум будет, следы приведут прямо к нему.

Можно было бы объединиться с другой братвой, сообща решить назойливую проблему, которую следует назвать болезнью. Причем заразной. Однако глобальности ее никто не поймет, она пока не коснулась других, а ему, Юре Блинову, опозоренному дважды, посоветуют лечиться: не поможет медицина, иди к знахарю или езжай в деревню к бабке, заговорит. Не поможет и это, копай потихоньку могилку на забронированном месте, а мы тут пока поделим твою оперативную область.

Да, нелегалы в этой ситуации были на коне. Хотя бросить это дело тоже не к лицу.

Голова пошла кругом. Но жить хотелось. Как прежде, пусть скучно порой, зато спокойно, чувствуя под задницей хорошие деньги. Всех денег они, конечно, не взяли, ума не хватит все забрать, но унесли с собой спокойствие и уверенность.

Что ждать от них сегодня? А завтра?

В конце концов, это один из вариантов. И Блинов приказал Рябушкину:

— С телки глаз не спускать. Держи с собой трех-четырех человек. Понапрасну в драку не лезь, два дня уже деремся. Твое дело проследить. Если она с кем встречается, привезешь его ко мне. Понял?

— Понял, Юрий Иванович.

Блинов положил трубку, чувствуя, что совершает ошибку.

Господи, как неспокойно на душе!

Вот это попал! Ужасно быть заказанным — именно это чувство крепко сидело сейчас в бригадире. Его заказали, а вначале приказали раздеть. Сделай неверный шаг — и точно получишь дозу кураре.

А если этот дурень Рябушкин возьмет кого-нибудь и привезет на дом, а остальные вслед за ним? Что тогда, выставлять заложника в окно и кричать: «Снимите заказ!»? Или нервно выходить на стрелку и вести каляк? Все стрелки кончаются либо мирно, либо перестрелкой. Кто кого перестреляет в этом случае, было ясно как день.

18

Алексей Ремез пришел в парк, когда часы показывали половину восьмого. Он занял вторую от входа скамейку и закурил. Мимо него пробежал молодой человек в спортивных трусах и майке. Его кроссовки быстро прошлепали по огромной луже. Алексей наблюдал за ним с одобрением.

В тот день, три года назад, только двадцать человек из ста выдержали экзамен на зачисление в отряд специального назначения «Черные беркуты». Алексей оказался в их числе. Сильные, опытные офицеры и сержанты из спецназа морской пехоты, претендующие на самый почетный для них берет с символикой «Черных беркутов», сходили с дистанции, а Алексей Ремез, работая на одном инстинкте, полз по вонючей грязи, припорошенной снегом, когда звучала резкая команда: «Ползти!», и лежал, задыхаясь от тошнотворного запаха гнили, столько, сколько того требовал инструктор.

— Встать!

Колонна в рваной униформе, бронежилетах и бронированных касках выполнила приказ.

— Направо бежать!

И снова непролазная грязь, двести метров по ней — это как десяток километров посуху. Отяжелевшие мокрые ботинки с налипшей на них грязью казались пудовыми.

Сколько еще? Кто-то говорил, что марш-бросок длиной в двадцать пять километров. Хотя бы пять-то прошли?

— Леха!

Сзади упал товарищ по роте Сашка Сапрыкин.

Алексей с хлюпаньем оторвал одну ногу. Обернулся на него. Протянул руку.

— Держись, Санек! — И почти выдернул его из зловонной жижи.

Голос инструктора:

— Эй, там, парочка! А ну, упали! Встать! Лежать! Встать! Бежать!

— Не могу, Леха... Все, бросай меня.

— Давай, Санек, сейчас речка будет...

Через речку переправлялись на подвесном канате. Инструктор сознательно пустил Алексея первым.

Руки соскользнули с каната в самом конце пути. Боец грузно упал в полусгнившую прибрежную траву, поранив руки о закрайки льда. Тут же поднялся. Стиснув зубы, он подбадривал товарища глазами: «Давай, Санек... Молодец...»

Сапрыкин не дотянул до берега метров десять. Алексей рванул на помощь. Ледяная вода доходила почти до горла, когда он добрался до приятеля.

— Держись!

Разбитые пальцы Сапрыкина, как клещами, обхватили Алексея за шею. Он тащил друга, уйдя чуть в сторону от каната. Мимо, перебирая ослабевшими руками и почти касаясь головой воды, проходил дистанцию старший лейтенант Равиль Яруллин. Рот широко открыт, дыхание вырывается с хрипом. Требования к офицерам и срочникам на экзамене одинаковы, тут нет лычек и звезд на погонах, есть только конечная цель — получить пропуск в элитное подразделение.

Подготовка кандидатов в отряд «Черные беркуты» проходила на месте базирования подразделения. Это десятинедельный интенсивный курс физических и морально-психологических нагрузок. Курсанты готовят свое тело к физическим нагрузкам, чередуя их с тактико-техническими занятиями по специальной программе и парашютной подготовкой. Они приучают свой организм к переохлаждению, а в специальных помещениях, «парниках», — к повышенной влажности, жаре. К тому же каждый курсант — индивидуальность, кто-то лучше владеет холодным оружием, кто-то стрелковым, приемами рукопашного боя, но ниже установленного стандарта никого нет.

За десять дней до экзамена курсантов, выдержавших основной этап подготовки, переводят на «строгий режим»: те же адские физические нагрузки при минимальном отдыхе — не более четырех часов сна в сутки. И наконец двое суток без сна перед экзаменом.

Врачи, контролирующие состояние курсантов, вносят свою лепту, периодически отсеивая кандидатов, заметив малейшее отклонение от нормы. Инструкторы в эти дни работают в четыре смены, по шесть часов, курсанты — все двадцать четыре часа в сутки.