Евсей замолчал, сердито насупив брови.
— Вы курите? — спросил он.
Николай молча выложил на стол пачку «Явы». Еврей поморщился.
— Чтобы раскурить их, нужен компрессор. А у меня в груди только пламенный мотор и слабые легкие, — сообщил он и предложил гостю «Кэмел».
Прикурив сигарету, Евсей еще раз бросил недовольный взгляд на собеседника и протянул руку:
— Давайте список. Я помогу вам и на этот раз — но не от избытка оптимизма, уж поверьте мне. Но сразу скажу, что гранатометов у меня нет. Я вынужден был отказаться от поставок тяжелого артвооружения. И последнее — чтоб вы знали: я завязал торговать оружием. Закодировался или зашился — как угодно. У меня остался энный запас стволов, который, в силу моей наступившей честной жизни, я не знаю, куда сплавить. Но, может быть, вы сумеете развязать мне руки. В конце концов, нет худа без добра. Всю свою жизнь я шел рука об руку с весьма невесомым понятием — лучше плохо стоять, чем хорошо «сидеть». Последний раз я сидел довольно прилично, несколько лет любуясь закатами и рассветами Мангышлака. Не хочется на старости лет морозить свои слабые легкие. Так что повторюсь: вы можете раз и навсегда развязать мне руки. И еще: лично вам я верю. По возвращении вы не сдали меня. Хотя тут был обоюдный интерес. Но все же.
— Списка у меня нет, — ответил Николай, — но вы и так все запомните. Четыре пистолета...
Евсей снова перебил его взмахом руки.
— Четыре! Видите, насколько я оказался прав? — Кришталь покачал головой. — Четыре... Ну, давайте дальше. Только сначала уточните, куда мне нужно будет доставить оружие. Фолклендские острова?
— Нет. Думаю, за пределы Новоградской области наши действия не выйдут.
— Вы меня не успокоили. Мне было бы безопаснее вывезти оружие на вышеназванные земли. Позвольте узнать, кто на сей раз попал в плен? — насмешливо произнес Кришталь. — Снова ваш командир?
— Нет. Похитили мальчика. Беспризорника.
Евсей боязливо покосился на собеседника.
— Час от часу не легче... Я боюсь вас обидеть, Коля, но мне показалось это смешным: кому пришло в голову красть бродягу? Просветите старика, а то я, чего недоброго, рассмеюсь.
— Смеяться вы вряд ли станете.
— Ну-ну, я весь внимание. Кстати, запомните одно очень хорошее правило: беззвучное внимание — и ничего больше. Прислушайтесь к этой фразе, молодой человек, постарайтесь понять ее. Но не коверкайте, просто примите.
Санька не любил сидеть сложа руки. К тому же неплохой пример ему подавали трудолюбивые крысы. Они постоянно шастали по камере, принюхиваясь; деловая возня крыс справедливо казалась мальчику мышиной, какой-то бестолковой. В основном толстозадые грызуны проникали в камеру через довольно широкую щель между дверью и полом. При сумеречном свете пленник основательно изучил крепкую с виду дверь. Но от постоянной сырости нижняя ее часть здорово прогнила. Если бы на мальчике были обычные ботинки, он бы сумел воспользоваться супинатором, металлической частью подошвы, вмонтированной внутри и внешне похожей на лезвие ножа, — разодрать ботинок он бы сумел. Санька прошел неплохую школу, когда более старшие товарищи, поднаторевшие в отсидках спецприемников, обязательно и по-честному делились опытом. Теперь и Санька мог поучить какого-нибудь салажонка.
И вот, словно передавая опыт невидимому товарищу по несчастью, вспоминая свои прежние побеги из приемников-распределителей и интернатов, мальчик решительно ухватился за нижнюю часть прогнившей доски и, упираясь ногами в дверь чуть повыше, с натугой потянул ее на себя. И тут же оказался на спине с обломком доски в руках. Крысы шарахнулись от него.
Монастырь в свою постреволюционную бытность помнил множество побегов малолетних заключенных, и его стены несли на себе отпечаток безразличия к действиям мальчика.
«Хороший кусок», — сказал себе Санька, рассматривая в руках коричневатый обломок со следами плесени. Посмотрев на образовавшееся отверстие, мальчик покачал головой: «Даже она не пролезет». Пролом оказался длинным, но узким. Подкоп тоже ничего не давал, пол был каменным, похожим на мостовую. А без подручных средств выковырять хотя бы один камень не представлялось возможным.
Пленник опустился на четвереньки, ломая ногти, начал отдирать от двери маленькие куски. Скоро под его ногами образовалась целая куча трухи. Мальчик лег на пол, сумел просунуть голову. Если голова пролезла, заключил он, значит, и остальное проскочит. На всякий случай поработал над дверью еще немного.
По его подсчетам, на дворе сейчас полночь, в отдушину под потолком слабо пробивается сумеречный свет, может быть, он ошибся в ту или иную сторону на час, но это не имело существенного значения. Ведь ночь — самое удобное время для побега. О том, что там дальше, за дверью, Санька старался не думать — хоть морская гладь с островом Буяном, — он разбил план побега на этапы, иначе так и будешь сидеть взаперти всю жизнь. Сейчас главное — выбраться хотя бы из камеры. Если не убежать совсем — то хоть осмотреть здание. После рейда вернуться назад, как-нибудь приспособить обломок доски на место, чтобы безобразный с виду пролом не бросался в глаза. А дальше, имея более четкие представления о месте своего заключения, уже на следующую ночь постараться сбежать окончательно.
Санька снял с себя куртку, брюки, кроссовки; оставшись в одних трусах, положил одежду рядом с проломом. Зябко поежился, в камере было холодно.
«Ну, господи, помоги», — прошептал он в отверстие и сунул руки в густую черноту.
Извиваясь ужом, помогая себе ногами, успешно протолкнул вперед плечи. Опасаясь, что может не пролезть задница, сделал непонятное движение, словно втягивал в себя воздух. Но не ртом. Помогло здорово. Секунды спустя Санька стоял переддверью, только уже с обратной стороны. Трусы сползли и болтались на коленях. Мальчик подтянул их и щелкнул резинкой. Звук получился довольно громкий, Санька обругал себя матом и прислушался. Похоже, резковатый звук, прозвучавший в могильной тишине, никого из обитателей монастыря не потревожил.
Мальчик выговорил себе более мягко: «Нужно быть аккуратнее», и снова лег на пол. Первым делом вытащил брюки. Дрожа от холода и возбуждения, надел их. Потом стряхнул с плеч и спины прилипший мусор и достал майку. Заправляя ее в брюки, руками ощутил швы. «Наизнанку надел, — шмыгнув носом, определил пленник. — Не иначе побьют».
С курткой было хуже, ткань при ходьбе довольно громко шуршала. Мальчику помогла надетая наизнанку майка. Он осторожно вывернул куртку, долго возился с «молнией», застегивать изнутри было неудобно. Наконец справился и с этой задачей.
Когда Саньку вели в эту камеру, он благоразумно запоминал маршрут, но на пути не попалось ни одной двери, кроме той, за которой он просидел столько времени. Но хотя бы входная-то дверь должна быть, справедливо решил он. Чтобы не заблудиться, ему придется пройти аж до комнаты самого главного бандита и уже от нее искать выход.