Ловчак бросил трубку. Полуобернувшись на ходу, бросил:
— Ты знаешь этого доктора?
— Нет. Но он сказал, что работает в терапии. — Девушка поняла, что вскоре произойдет что-то непоправимое. Что — даже не представляла. Но страх заставил ее заранее сжаться.
Женино ухо уже уловило вдали два характерных, едва различимых глухих хлопка. «В охранника», — тактически грамотно определился он. Через пару секунд смог убедиться в этом, когда завернул за угол. Следующими выстрелами будет убит Авдонин.
Проклиная свою ногу, Ловчак длинными несуразными скачками стремительно приближался к палате. С замиранием сердца девушка проследила, как он скрылся за поворотом коридора.
Женя только мельком взглянул на мертвого охранника, сложившегося в нелепой позе. До открытой двери палаты оставалась пара шагов.
* * *
Качура все еще держал в руках пистолет, когда почувствовал жесткую хватку у себя на талии.
Евгений Ловчак в свои двадцать шесть весил под девяносто килограммов. Избыточный вес, предусмотренный конституцией его тела, помешал ему в юности добиться больших высот в гимнастике, но на мастера спорта он сдал. Его любимым снарядом были кольца, и он без особых усилий оторвал Качуру от пола. Прежде чем швырнуть противника к двери, «беркут», высвобождая одну руку, эффектным приемом выбил из рук Качуры пистолет. Олег полетел в противоположную сторону. Он сильно ударился спиной о стену, но тут же оказался на ногах.
Прижав подбородок к груди, с широко расставленными в стороны руками на него стремительно надвигался не очень высокий крепыш. Так стремительно, что Олег только в последнее мгновение понял, что очень близко подпускать к себе его не стоит. Он только успел поднять руки.
Ловчак перехватил их и припечатал к стене. Тут же провел удар головой в переносицу и коленом в пах.
Другому в подобной ситуации можно было бы открыть счет, но Качура только на короткое мгновение поймал мутную пелену перед глазами. Весил он чуть меньше противника и на спор с Ещеркиным мог расколоть кулаком силикатный кирпич. НО для этого нужно сосредоточиться, размахнуться... А этот парень держал его руки словно клещами.
Не дожидаясь повторного удара головой, Качура резко выдохнул и подогнул колени, чтобы всей тяжестью уйти вниз и освободить руки. Но так и остался висеть: Женя намертво пригвоздил руки к стене. И вдобавок нанес так ожидаемый противником удар в лицо. Однако положение Качуры стало более выгодным, он лишил соперника возможности действовать ногами и еще больше подогнул свои, чтобы оттолкнуть Ловчака. Но тот неожиданно отпустил хватку, и Олег скользнул по стене, поймав на полпути еще один удар ногой в голову.
В партере Женя отработал не хуже Набухико Токады. Качура получил не менее десятка сильных ударов в грудь и голову, необъяснимым образом ушел от болевого приема; единственной его мыслью теперь было поскорее унести отсюда ноги. Забывая технику рукопашного боя, он нелепо прикрывался руками и старался толкнуть ногой в грудь противника. Наконец ему это удалось.
С непостижимой скоростью, почти ничего не видя заплывшими глазами, он оказался у двери. Пробежав мимо онемевшей медсестры, Качура устремился вниз по лестничному маршу.
Вслед за ним из палаты показался Ловчак. Ему не хватило скорости: когда он выбежал в основной коридор, Качура уже подбегал к выходу из клиники.
На всякий случай прикоснувшись к шее охранника, Ловчак снова вошел в палату, приблизился к койке, на которой лежал Авдонин.
На лбу пациента Марата Ягдташева кровоточили две ровные круглые раны. Единственный человек, который мог пролить свет на судьбу Саньки, был мертв.
Сегодня исполнилось бы двадцать шесть лет бывшему бойцу бригады «Черные беркуты» Алексею Ремезу. Квартира на Большой Песчаной до сих пор хранит невидимое присутствие хозяина. В середине стола, сервированного по-полевому, стакан с водкой, накрытый кусочком хлеба. Ему, Алексею, — и водка, и хлеб. Но в этот вечер помянули и Сашу Сапрыкина, Сашу Гвоздева, Славу Михайлина, Гришу Касарина. Всех не стало в один день. Прикрывая глаза, Кавлис отчетливо слышал перестрелку, сквозь помехи до него доносится голос Ремеза, какой-то отчаянный, бесшабашный, обреченный звучит он в рации. Отстреливаясь от десятков боевиков банды полевого командира Расмона, Алексей бросает в ночь: «Коля, жми, а я накрою. Ваня, бей, а я прикрою...»
Всех прикрыл. А сам не дотянул какие-то минуты. И слышал, наверное, что к основной группе россиян на помощь уже пришли Женя Ловчак и Мишка Зенин. Наверняка слышал.
Кавлис изредка бросает взгляды на фотографию Алексея. Просто не верится, что Лешки нет в живых. Обманывая себя, бога, черта, ждал с какой-то невыразимой тоской: вот сейчас откроется дверь, и беззаботное с виду лицо Ремеза улыбнется с порога: «А почему без меня?»
Тихо за столом. Каждый думает о своих товарищах; иногда мысли сбиваются, растворяясь в пустоте, но все это боевые друзья: Ремез, Гвоздев, Сапрыкин... О «черных беркутах» на Кавказе говорили: «И пули их не берут». Неправда. Брали. Они такие же люди. И горячему свинцу без разницы, кто перед тобой. Другое дело — как.
В тишине квартиры звонок прозвучал неестественно громко, неожиданно. Татьяна, на ходу касаясь руки Николая, сказала:
— Я открою.
Так же неожиданно в комнату вошли Аксенов и Логинов. Секундами раньше Кавлис услышал голос брата, отвечающий на вопрос Татьяны: «Нет, ничего нового».
— Ничего, что мы без приглашения? — спросил Дмитрий. Пока Логинов знакомился с Ловчаком и Костей Печини-ным, Аксенов объяснял свой неожиданный визит: — Редко общаемся, Коля. А Юра тебя практически не знает. Да и пауза в работе сейчас просто необходима. Голова кругом идет, гудит, как улей.
Первое время в компании «беркутов» Логинов чувствовал себя скованно, поначалу даже пожалел, что согласился на предложение свояка. А Аксенов «отыгрывался» — не перед Логиновым, а мысленно перед его женой, Надеждой. Вот именно этих ребят, думал он, я по праву могу считать своими друзьями. А у Надьки друзей нет, только подруга, домашняя, по кличке «Жужа», порода — шпиц. Недавно Логиновы купили домик в деревне, и Надька первым делом показала себя односельчанам. Нацепила обтягивающее трико, расчесала ярко накрашенные волосы — и пошла по единственной центральной улице, ловко обходя кучи навоза. Деревенские бабки смотрят на нее во все глаза, а городская красавица гордо продолжает дефилировать. И то и дело кричит отстающей собаке, которой в диковину деревенские запахи: «Жужа, за мной!»
Но вскоре бравада сошла с Аксенова. И чего он только взъелся на Надьку: баба как баба. Может, у него у самого странностей хватает, вот только не замечает он их. Пора успокоиться, справедливо решил он. Бросил бдительный взгляд на Кавлиса, словно тот мог прочесть его мысли. Но тот отвечал на вопрос Логинова, справедливо или нет их выгнали из подразделения, пригодятся ли им когда-нибудь навыки, полученные в бригаде. Нашел тему для разговора — тут бы отвлечься.