Так в чем причина досады Марка? В нерешительности друга, в его покорности отцовским законам или еще в чем-нибудь? Например, в том, как к браку относился сам Марк, а именно: жениться только тогда, когда полюбит, и только на той женщине, которая тоже будет любить его, любить по-настоящему! И замуж за него пойдет потому, что жизни без него не представляет, а не из покорности отцовской воле. Если на то пошло – то и вопреки отцовской воле! Но Валерий, как видно, это мнение не разделял.
– Супругу берут не для любви, – пожимал он плечами, – такова традиция. Великому Риму нужны не мои чувства, а здоровые, крепкие и образованные сыновья и дочери. Для достойного продолжения рода и заключается брачный союз. Кстати, Гай ведь не собирается жениться на своей вольноотпущеннице. Да что там Гай – вот Публий Сципион женат на женщине, к которой не питает никаких нежных чувств, да и она его не любит, это всем известно! Это называется гражданский долг. Вот и все.
Тогда Марку стало просто грустно. Теперь он видел, что Валерий попал в ловушку собственных убеждений: его терзали чувства, но нарушить свои же внутренние установки он был не в силах.
Зато с удовольствием поддевал Марка, как-то проболтавшегося (после пары-тройки чаш фалернского) о своих бунтарских матримониальных планах.
– И что же это будет за девушка, Марк? Верно, идеал из идеалов?
– Вовсе не обязательно. А впрочем… Да будет так, как ты говоришь! Пусть это будет… м-м… карфагенская царица Дидона, что полюбила некогда нашего предка – великого Энея!
– Напомню, что Карфаген несколько лет назад покорен и разрушен до основания Публием Сципионом…
– …удостоенным за это триумфа и имени – Африканский! Еще бы я не помнил! Карфаген сровняли с землей, но тем хуже для Карфагена! А впрочем, пусть Дидона родится вновь! Или пусть это будет хоть сама богиня Венера! Только непременно с голубыми или серыми глазами.
– А это еще почему? – опешил Валерий.
– Не знаю, – признался Марк, – только кареглазых женщин не выношу!
Он никому не рассказывал, как однажды в тесноте римских улиц был прижат к стене роскошными носилками какой-то незнакомой патрицианки. Лишь на мгновение отодвинулась занавеска – легкая изящная кисть, звеня тонкими браслетами, придержала дорогую кисейную ткань. Заинтригованный Марк не преминул, пользуясь случаем, нахально скользнуть взглядом вглубь носилок – хороша ли хозяйка? – и отпрянул: из ажурной тени на него смотрела, не отрываясь, пара быстрых карих глаз! Смотрела пристально и вызывающе!
Она была хороша, эта женщина! Дивно хороша! Ее карих глаз он не забудет никогда. Но не забудет и своего мгновенного и острого, как касание кинжала, испуга. Чего он, дурак, испугался? Та мимолетная встреча канула в прошлое, а взгляд карих глаз все бередил душу чувством неясной тревоги…
– Итак – богиня, не меньше? – уточнял Валерий.
– Никак не меньше! – легко подтверждал хмельной Марк. – «Меньше» – на каждом шагу, прохода нет. Устанешь выбирать!
И оба хохотали…
Но Марк помнил и еще один разговор. С приемным отцом. На ту же тему.
Началось с того, что Луций заприметил, как однажды Марк вернулся домой под утро, и, сделав свои выводы, спросил по обыкновению прямо:
– У тебя завелась подружка?
Марк смешался, застигнутый врасплох, а Луций безжалостно продолжил:
– Вижу, что не ошибся.
Тут Марк ждал (может быть, и поделом!) порции попреков и неизбежного наказания, но Луций повел разговор в неожиданном ключе:
– Что ж ты онемел? В твоем возрасте вполне естественно и испытывать, и реализовывать интерес к женщинам. Не нахожу здесь ничего необычного.
Онемение Марка перешло в ступор. Луций невозмутимо продолжил:
– Другое вызывает и мое неудовольствие, и опасение за твое будущее. Начну с первого. Кварталы Субура и окрестности Главного цирка – места, не спорю, наиболее легких и удобных встреч с подружками самого доступного сорта. Но, друг мой, я выделяю тебе достаточно средств! Значит, ты можешь сделать более безопасный и, что не менее важно, более изящный выбор.
И приемный отец, к вящему изумлению Марка, назвал ему несколько адресов (к слову, Марку давно известных, да Луций-то их откуда знает?!), где девушки-вольноотпущенницы встречали гостей в гораздо более пристойной обстановке, способны были поддержать культурную и интересную беседу, а хозяин заведения строго следил за их здоровьем.
– Тебе вполне хватит на это денег, да еще останется на твое любимое фалернское, – заложив руки за спину, методично чеканил Луций, вышагивая вдоль атриума. – Второе. То, что вызывает мое беспокойство. Посещение одной и той же девицы, если это не куртизанка, в течение длительного времени может быть расценено ею и соседями-свидетелями как совместное проживание. То есть ты рискуешь оказаться под судом и, как следствие, в браке «по обычаю». Бесспорно, если девица не является римской гражданкой, найдется масса юридических возможностей отвертеться. Но тут предупреждаю, я не стану помогать тебе выпутываться, особенно если твоя подружка забеременеет. Даже если хоть тень – повторяю: хоть тень! – подозрения падет на твою голову и даже если это подозрение будет абсолютно беспочвенным! Я не только пальцем не пошевелю, чтобы вызволить тебя из истории, а первым отведу тебя к алтарю Юпитера.
Марк был подавлен и обескуражен: все это было высказано слишком неожиданно, чересчур прямо, да к тому же – несправедливо! Слова Луция выставляли Марка в каком-то унизительном свете. Его приключения, что спорить, носили не вполне невинный характер, но он никогда не опускался до того, чтобы связываться с проститутками – Субура ли или района цирка, все равно!
Глаза Марка выражали самый отчаянный протест и желание объясниться. Но как только он попытался открыть рот: «Я никогда не…»
Луций резко оборвал его:
– Я не выношу твоей манеры спорить со мной и тем более не собираюсь вдаваться в обсуждение! Просто прими к сведению сказанное и веди себя соответственно. Это все, что я имел сказать тебе. Я закончил – можешь идти.
Нечего было и думать о чем-либо заявлять в этот момент. Да ведь другого случая может больше и не представиться! А хуже того – не представиться до той самой минуты, когда Луций, вот так же мерно-бесстрастно вышагивая туда и обратно и так же заложив руки за спину и презрительно поджав губы, сообщит Марку, когда и на ком тому предстоит жениться. То есть все решит за него сам! И Марк, чуть ли не зажмурившись, решился:
– Позволь мне спросить тебя.
– М-м? – Луций, которого эта просьба застала уже в дверях кабинета, недовольно остановился вполоборота к Марку.
– У меня есть вопрос по поводу брака.
– Брака? Уже? – Губы Луция сложились в усмешку. – Твой отец и дед женились довольно поздно. Я надеялся, и ты не проявишь ранней инициативы.
– О самом браке я пока не помышляю, но вопрос уже есть… – Марк с трепетом ждал, позволит ли Луций хотя бы говорить о том, что Марка волнует.