Они пошли к востоку от набережной, отмечая обилие лодок, катеров на воде.

– Отличное средство уйти от погони, – вслух заметил Шульц.

Так они дошли до очередной смотровой площадки, расположенной на гребне городского холма. Шульц не мог не обратить внимания на застройку улицы – сплошь аккуратные домики с палисадниками, будто попал в сказку.

Что там Москва, подумал он, очарованный великим городом с его девственной архитектурой, чистотой линий, зелеными берегами, острыми иглами башен. «Ни тебе башенных кранов, ни хрена».

– Рай... – прошептали губы Шульгина. – Командир еще не умер, но живет-то в раю. – Только сейчас в его груди шевельнулась зависть, переросшая в злобу. Теперь он точно знал, что убьет Инсарова без сожаления.

Он, как всегда, поделился своими ощущениями с товарищем.

Куница пожал плечами и чуть скривил губы:

– Мне все равно.

Они снова вернулись к кафе, и путь пешком занял у них двадцать минут. Еще дважды прошли двором, замечая все на своем пути. Шульц указал на фонарный столб без лампочки. Выходит, в темное время суток хозяева кафе экономили и свет во дворе не включали. Его, судя по всему, хватало с избытком из окон на обоих этажах плюс свет с вечерней улицы.

– Говорят, здесь с наступлением темноты воцаряется тишина, – в задумчивости сказал Куница.

– Только не в этом районе, – поправил товарища Шульц. – Здесь сплошь рестораны, тусовки.

Шульгин знал, о чем говорил. Южную часть Стокгольма не зря называют «заповедником» авангардных баров, клубов, ресторанов, это место богемы и студенческих тусовок. И он продолжил тему:

– Там на тебя не посмотрят как на белую ворону, если ты даже припрешься на вечеринку голым.

Он не забывал и о другой вещи. На руку беглецам играл и тот факт, что даже обитатели подъездов не знают друг друга по причине необщительности. В гости ходить не принято. Каждый сам по себе. «Если швед начинает говорить, его трудно остановить, но заставить его говорить почти невозможно».

Трудно поймать рыбу в этом пруду. Но ее видно, она почти на поверхности. И она клюнет, обязательно клюнет.

Покупая ножи в магазине и читая правила приобретения, написанные в том числе на немецком и английском языках, диверсанты между строк читали «внутренние» инструкции: владельцы частных магазинов знают каждого своего покупателя, его вкусы. Однако здесь много иностранцев, и они в магазинах «не могут иметь трудностей», о чем и говорили негласные правила. Шульгина и Куницына запомнили в оружейном магазине, однако работать они собирались вдали от него, в другой части города.

25

Ольга и Виктор остановились в хостеле – самый дешевый вариант проживания в Швеции. Хотя самый удобный и популярный, даже среди шведов, вариант – кемпинг.

Сегодня они ужинали в кафе «Васа». Мужчина лет тридцати подошел и сел без приглашения за их столик. В оправдание сказал:

– Я со своей выпивкой.

Он был одет в черную футболку и твидовый пиджак, больше походивший на короткое пальто-«москвичку», на ногах стильные ботинки на шнурках. Его кожаная куртка осталась висеть на спинке стула за столиком, который он оставил. Инсаров, бросив взгляд на утепленную куртку, снова обратил на нее внимание. Наверное, потому, что такая светло-коричневая кожаная куртка некогда являлась пределом его мечтаний. Он мог лишь «проявить желание» – и получил бы от матери лучшую куртку, даже подбитую, как и эта, пухом. «Боже, – подумал он, – как давно это было».

Гость отпил вина из своего бокала, сморщился, как будто тянул воду из болота и нечаянно проглотил пиявку. Глядя на стакан, сказал, обращаясь к Инсарову:

– Вы военный. Только не говорите «нет». Я военных научился распознавать с полувзгляда. Потому что сам военный. Бывший.

– В отставке? – решил уточнить Виктор.

– Просто бывший. – Он протянул руку, представляясь: – Валентин.

– Виктор, – назвался Инсаров, держа в голове свою новую фамилию – Шифрин. Он посмотрел на Ольгу. Та безучастно пожала плечами.

Валентин заметил:

– Да, вам все равно, я все вижу. Я скоро уйду. Допью свое вино и уйду. Сколько дней вы уже здесь? Семь?

– Да, ровно неделю, – ответил Инсаров, подзывая официанта и делая заказ: – Сто граммов водки.

– Я торчу здесь две недели. Не сказать, что мне не нравится, – ответил Валентин на немой вопрос Ольги. И понизил голос, ставший доверительным: – Отвыкаю. Отвыкаю от родины. А если честно, то не хочу называть Союз родиной. Просто Союз. Не Советский Союз и не Союз Советских Социалистических Республик. Может быть, Эс-эс-эс-эррр, – раскатил он букву «р». – Заметили, я сначала зашипел, как змея, а потом зарычал, как цепной пес. Официант, еще вина, – сделал он заказ.

Он не сдержал слова, подумал Инсаров, не ушел, допив свою порцию. Он не мог не отметить и тот факт, что ему общение с этим человеком не в тягость. Наверное, оттого, что привык к общению в команде, а если говорить словами этого человека, то не успел отвыкнуть.

– Мы, кажется, встречались, – сказал он.

– Скорее сталкивались, – поправил его Валентин, – если говорить о коридорах этого клоповника. – Он ткнул большим пальцем за спину, указывая на хостел. – Администрация требует от русских клиентов ходить по струнке, это при том, что клиенты от природы не способны пройти прямо по одной половице. Все потому, что шведы боятся русских. Кто такие шведы? Лопари, колдуны и предсказатели. Я узнавал, у них даже есть слово – «рюсскрек», русобоязнь, в общем. Во всяком случае, горничные и хозяин хостела, тот еще колдун с крючковатым носом, меня побаиваются, дали номер на первом этаже, побоялись, наверное, что буду отплясывать по ночам. Но я обычно отплясываю рано утром. – Он пьяно рассмеялся. – Я проживаю в номере 8. А вы?

– Комната 15.

– Постараюсь запомнить... – Валентин выпил еще вина и облизнул ярко-красные губы. – Мне уже все равно, доверяю ли я кому-нибудь. Я рассчитываю на то, что мной заинтересуются спецслужбы. Я имею прямое отношение к подводному флоту, к военной разведке.

Виктор и Ольга переглянулись. Валентин не заметил этого. Он снова наполнил свой бокал, все время называя его стаканом, и выпил. Он уже порядочно набрался.

– Вы можете называть меня по имени – Валентином, а можете – Счастливчиком. Вот уж никогда не думал, что такая странная кличка прилепится ко мне. Поначалу меня Лаки Лузером, то есть проигравшим счастливчиком прозвали. Я проиграл потому, что не попал на подлодку, но выиграл по той же причине. Я ушел на берег, едва покинув его. Выпустился я из училища в экипаж штурманом на учебный «ковчег» С-154 с двумя дизелями. Знаете, они в эпоху атомных подлодок незаменимы для операций в локальных конфликтах, для досмотра морского транспорта в прибрежных зонах, в антитеррористических мероприятиях... Ну вот, у меня впереди – подготовка и сдача зачетов на, как у нас говорят, «самостоятельное управление подразделением». Через пару ходовых недель мне стало плохо... Клаустрофобия. Я вдруг ощутил панический страх перед замкнутым пространством. Закрыл глаза и почувствовал, как шатается вокруг меня воздух, надвигаются стены, опускается потолок, вот-вот сдавят меня в лепешку... Вода. Это вода творила со мной что-то невообразимое. В лифте – ничего похожего. В трубе, в которую я ради эксперимента еле-еле влез, – то же самое. Лодка и море отторгали меня. Большего разочарования трудно себе представить. Но я крепился из последних сил. Выслушивал наставления боцмана с самой распространенной на флоте кличкой Морской Волк. «Не обращай внимания на протекающие сальники. Легкие переборки между каютами трещат – а ты не слушай. Двери заклинивает – а ты меньше ходи. С прочного корпуса отлетела пробковая обшивка – есть чем бутылки затыкать». – «А если воздуха не хватает? – спрашиваю. – Пореже ртом воздух захватывать?» – «Верно кумекаешь, умник». Я не выдержал. Сдался. Начштаба бригады сказал: «Может, сумеем компенсировать службу на берегу». Его слова были пропитаны туманом, как балтийское утро. Каждое слово – мель, банка, камень, остров... И вот «высокая врачебная комиссия» списала меня на берег. Начштаба представил меня начальнику разведки флота. Тот тоже вроде бы вконец осухопутился, получил повышение-назначение начальником разведки Московского военного округа. «Поедешь со мной? – спросил контр-адмирал. – Буду рекомендовать тебя в отдел разведки. Работа в ГРУ весьма почетна. У тебя есть характер, я знаю». – «Откуда вы знаете?» – «У тебя плохое настроение, а это и есть характер». Я не был согласен с таким определением, но согласился уехать из города, где все-все резало мою душу. Выкинуть, забыть все раз и навсегда. Если остаться, то зависть к друзьям и тяга к морю сгложут, высосут душу. Мне часто снился один и тот же сон. Я один в тесной камере. Через щели и ослабшие в ржавом металле заклепки сочится вода. Соленая вода. Я понимаю, что это мои невыплаканные слезы. На прощание я сказал начштаба: «Мне хочется заполучить в карточку поощрений и взысканий запись: „Три тысячи суток без увольнения на берег за...“ Причину можно дописать чужой рукой и другими чернилами». Я прошел курс по системе спецназа ГРУ – оружие, рукопашный бой, ориентирование на местности, выживание и так далее. Эти навыки могли пригодиться, если бы экипажу пришлось эвакуироваться с поврежденной подлодки на территорию противника. Этот факт забросил меня в Воронеж, где я год проработал в штабе 20-й армии. На моих плечах погоны лейтенанта флота. Я учусь не отвечать на недоверчивые с примесью пренебрежения взгляды старших офицеров: «Кто ты и откуда?» За меня будто отвечает новый начальник разведки округа контр-адмирал. Мало флотских разведчиков в штабах округов да армий – они во флотах да флотилиях... После адмирал решил подтянуть меня в Москву, в штаб округа. Это событие совпало с присвоением мне очередного звания. Теперь на моих плечах красовались погоны капитан-лейтенанта. Адмирал сказал мне: «Возглавишь отдел агентурной разведки. Два-три месяца посидишь вместе с полковником, подтянешься, а потом займешь его место». Это традиционно называлось – «рассаживать своих людей по местам». Я, капитан, садился на место полковника, но это ничего не значило... кроме очередного повышения, чтобы уравнять меня со старшими офицерами отдела. Это также означало грядущее повышение самого контр-адмирала, который совсем неплохо смотрелся бы на месте командующего Московским военным округом. Но его постигла схожая участь: адмирал по состоянию здоровья сошел на берег, и случилось это накануне присвоения ему очередного звания. Надо ли говорить, что на мне отыгрались, «отправили на фронт», и я стал куратором агентурно-боевой группы?.. Неприятности чередовались с завидным постоянством. В марте прошлого года производились на Балтике плановые учения, в которых принимали участие несколько групп, в том числе и моя агентурно-боевая, состоящая из азербайджанцев. Сценарий прост. Террористы захватили военное судно, на котором оказались агенты военной разведки, выступавшие и как группа поддержки основных ударных сил, а проще – группы зачистки... Зачистку судна начали, когда моя группа, которая, по большому счету, стала штурмовой, закрепилась на борту. Проникновение на судно производилось с воды и воздуха – с маломерных катеров и вертолета. Группа спецназа встретила сопротивление условного противника. Используя прикрытие снайперов и огневой поддержки, она смела нашу группу, поскольку была ориентирована на «лиц арабской национальности». Приказ на уничтожение им никто не давал, лишь рекомендации: в случае необходимости АБГ пренебречь. На что командир боевых пловцов ответил в том же ключе: «Хорошо». А бойцам отдал приказ, зная, что завуалировано под рекомендациями: «Слушай приказ. Группа, которая в плане операции является условно-штурмовой, перешла на сторону противника. Наша задача – зачистить судно. Огонь вести на поражение. Никакого дружественного огня, ясно? Вопросы?» И в этом свете я, «закрепившийся со своей группой на борту», ничего не знал о перетасовке и готовился встретить группу зачистки. Я передал по рации в штаб информацию, которая для спецов стала «элементом силового воздействия». Я снова оправдал свою кличку – кто-то сказал, что мне повезло. Конечно, ведь могли хлопнуть под шумок. Заодно боевые пловцы закаляли себя, свои желудки, чтобы не задергаться в схожей ситуации. Так я потерял агентов. И стал опасаться за свою жизнь. На кой черт военной разведке свидетели натуральной бойни? И я решил бежать за границу. Купил билет до Таллина, там приобрел билет до Хельсинки. Паром – самый удобный способ добраться до Швеции. Больше всего паромов отправляется в Стокгольм из Хельсинки, семнадцать часов ходу, и Турку – одиннадцать часов. Кроме Стокгольма, причал там расположен на северо-востоке города, паромы швартуются в Мальмё.