Ветер поднимал снежные хлопья, мелкими торнадо проносясь по крутым склонам. Солнце не грело. Сергей надел шапку и закинул за плечи рюкзак. Он не считал, что потерял время, выполнил какой-то долг – перед самим ли человеком, перед богом ли… Нет, никакого долга не было, он просто помог человеку, даже ни на мгновение не задумавшись, стоит ли вообще называть Алину человеком.

Сергей широко шагал по снегу, беспрестанно думая об Алине. Не о поступках ее – ибо все действия поступки, а просто о человеке, ее имени, глазах… «Как все сложно и запутанно, – думал он. – Как жестоко и несправедливо».

Глава 10 22 апреля

1

Вице-премьер Мирослав Кроужек с содроганием представлял себе вечерний спуск. Он еще помнил огромные, сорвавшиеся со склона Уэджа глыбы, подскакивающие, как мячи: путь через морену был опасен. Тогда, в 1975 году, они не пошли мореной, хотя югославская экспедиция десятью годами раньше благополучно взошла на плато именно этим путем. Да и после многие экспедиции предпринимали маршруты как ледопадом, так и мореной.

Горы вроде бы и остались девственными, но следы цивилизации в виде куч мусора и навалов камней под палатки и походные кухни встречались то тут, то там. Ранее непроходимые трещины имели теперь над собой сносные мостки, иногда можно было встретить болтающиеся на ветру веревки, оставленные на скале каким-нибудь отрядом альпинистов.

Кроужек посмотрел на Яна Новака. Тот держится молодцом, коротко и спокойно разговаривая по рации с базовым лагерем. Но там, видимо, все же чувствуют легкое колебание в его голосе. Как и сейчас, когда база вызвала его по рации.

Шеель взвел курок пистолета и положил его на рюкзак. Этим жестом он говорил, что не хочет убивать Новака, не угрожает, но убьет, не раздумывая.

– Алло, Новак на связи. Алло, база, ответьте Новаку.

– …какие-то помехи.

– Я вас слышу, база, а вы меня слышите? Новак на связи.

Короткая пауза и ответ:

– Вот сейчас слышно хорошо. Здравствуйте, Новак. Дежурный Табей на связи. У вас все в порядке?

– Да, – ответил он.

– Все здоровы?

– Все живы. – Новак продолжил после короткого молчания: – Необычайно тяжело. Трудно дышится. Особенно мне. Горы не благосклонны ко мне. Да и я к ним тоже.

– А где наш офицер связи? Мы уже вторые сутки не слышим его голоса.

Новак глянул на Шееля и ответил шерпу так, словно говорил с немцем:

– Он решил проверить свое горло на прочность и наглотался ночного воздуха.

– А вы говорите – все здоровы. Как же так, Новак?

– Не перевирайте меня. Я сказал «все живы». У офицера связи ничего серьезного, обычная простуда, я лично осмотрел его и поставил диагноз.

– Вы доктор?

– Даже без диплома можно распознать простуду. Другое дело – вылечить. Надеюсь, завтра вы услышите вибрацию голосовых связок нашего связиста.

– О’кей, ясно, понятно. Но шутки шутками. – Пауза. Взорвавшаяся бранью: – Вы не видите русских? Я хотел сказать, не попадались ли вам на глаза одиннадцать бородатых идиотов?

Новак также выдержал паузу.

– Я и сейчас смотрю на них. Как всегда, идут впереди. Это у них в крови. А что такое?

– Они снова не выходят на связь! Они снова перебрали нам все нервы!.. А вы как относитесь к ним?

– Нормально. Они оставляют прилично утоптанную тропу. Будто каток по горам прошел. В этом плане нам повезло.

– Ну хоть какая-то польза от них. Хотя и вреда немало. Вы говорите, они укатали снег?.. Спасибо. На связи был Табей.

– Всего хорошего. На связи был Новак.

Он передал рацию Шеелю и сказал:

– Мне неспокойно. Алло, Шеель, вы слышите меня?

– Слышу. Говорите тише. Я здесь, а не в Чехии.

– Вы понимаете, что долго так продолжаться не может? – Новак кивнул на рацию в руках террориста. – Вы не поверите, но сейчас я желаю только одного: поужинать с вами в китайском ресторане.

В этот раз Новак был искренен. Хотя не раз представлял себя и командира «Красного спасения» за одним столиком в отнюдь не престижном ресторане. Напротив, заведение не отличалось роскошью. Там фон рабочей столовой. Поспешность, с какой уставшие люди поглощают пищу, может удивить кого угодно, только не Яна Новака, который восемь лет проработал на химкомбинате.

Уставшие люди… Новак и сейчас относил себя к той категории людей, для которых отдых – причина развития болезней и натуральной хандры. Он вымотался, работая на Кроужека, однако работа на вице– премьера сулила выгодные контракты в его бизнесе. Он по сей день использовал ресурсы шефа и отдавал себе отчет в том, что без них его дело не продержалось бы и месяца. О Кроужеке он не раз думал в стиле русской пословицы: «Купец богат своими связями». Лучше не скажешь.

И он неожиданно для всех повторил, глядя на Шееля:

– Я желаю только одного: поужинать с вами в китайском ресторане. И пусть это приключение станет последним на моем пути.

«Ах, как ты хочешь поужинать на мои деньги», – подумал Мирослав Кроужек, невольно подражая Ларсу Шеелю, который насмехался над ним: «Ах, как ты хочешь жить! Ты хочешь жить мгновенно!» Премьер с неприязнью смотрел на своего телохранителя, который сейчас был… бестелесным. Единственная ценность – это его голос, который все еще держит ситуацию на плаву. «Как легко он рассудил – скорее бы поужинать! Ужин ценой в пятьдесят миллионов долларов».

Но у Мирослава останется немало теневых денег на личных счетах, не беря в расчет те деньги, которые были в обороте. Жалко, конечно. Но каков Ларс Шеель!

Он не сдержался и выкрикнул ему в лицо:

– Минутная перестрелка, и ты богат!

Шеель устало махнул рукой:

– Почему бы тебе не добавить к этому: ни тебе бессонных ночей, ни рискованных, но прибыльных контрактов, ни постоянных плеч телохранителей перед глазами и их напряженного дыхания за спиной… Ты не берешь в расчет тщательно продуманный план, организованную и слаженную работу моей команды, риск.

Шеель встал и прошелся по снегу, разминая затекшие ноги. Остановился в двух метрах от премьера:

– Кто-то, уже не помню кто, сказал про меня: «Все же в какой-то мере Шеель был авантюристом, игроком, поддразнивающим судьбу, актером, назубок заучившим текст, и умелым импровизатором». Этот кто-то сказал про меня так, будто положил на мою могилу цветы. Но я жив. И хочу дожить до шестидесяти пяти.

– Потом повесишься? – усмехнулся Кроужек. И замолчал. Молчал и Новак. Что касается Шееля, то он снова посмотрел на циферблат. Оставалось всего несколько часов до того времени, когда они бросят усталые тела в джип и устремятся на север.

Шеель в который раз мысленно перенесся на двадцать лет назад. Знакомая картина: пик Кангбахена, измученное, мокрое от слез лицо и руки, молящие бога дать ему крылья. «Только девяносто восемь метров, господи, и забери крылья назад! Оставь меня, и я рухну вниз…»