— Генерал-полковник Паршин.
— Генерал кто?... Паршин?!
— Ну да, — по обыкновению хмыкнул Александр Петрович. — Объемный, трехмерный.
— Извините, товарищ генерал. Никак не ожидал вас увидеть.
— Итак, что вы здесь делаете? — повторил он вопрос. — Присаживайтесь.
— Меня командировал в центр начальник ГРУ, — ответил Артемов, принимая приглашение. — Погибла г-группа курсантов, — виртуозно заикнулся он, — подотчетного нашему управлению подразделения.
Паршин наморщил лоб. Он едва разобрался в казенно-витиеватой фразе полковника. Нашел логичное объяснение: волнуется. Конечно, волнуется.
А Михаил Васильевич развел руками, мысленно рифмуя генеральское «Вот как?» — «Вот так...» И набросил на лицо маску смущения. Но тут же сбросил ее: не переиграй. Перед ним находился человек, которого как реального претендента на пост директора службы безопасности побаивался Борис Ельцин. Не потому ли перевел его в Кремль (сразу после назначения Паршина на должность заместителя руководителя кремлевской администрации Борис Ельцин отправился в предвыборную поездку по Ярославской области) — вроде как под надзор? А что, это хороший ход: убрал одну из ключевых фигур отдельно взятого силового блока. Ведь в те годы Генпрокуратура и Главная военная прокуратура больше тяготели именно к силовому блоку — Службе безопасности, МВД, ГРУ. Хотя другие утверждали, что прокуроры «слушались» только президента. Но именно спецслужбы могли вручить главе государства «бегунок». Не хватало лишь капли, которая переполнила бы российский горшок с беспределом. Отхлебнул ли кто-то из этого горшка, нет ли, но каждый остался доволен своим назначением.
— Значит, у нас одна миссия: выяснить, что же произошло в центре, — сухо заключил Паршин.
— Скорее это дело военной прокуратуры.
Генерал скривился и махнул рукой: «Бросьте!»
— Им желуди под дубом собирать и то затруднительно. Вы, конечно же, знаете о ЧП 97-го года. Тогда мы постарались замять это дело...
«Интересно, — подумал Артемов, — в какие дебри заведет генерала откровенность?» Он вспомнил о своей секретарше, которая называла бывшего начальника ГРУ Ивашутина «большим барином». Вот и Паршин походил на него, смотрелся хозяином. Во всяком случае — хозяином положения. Нетрудно угадать ход его рассуждений: чем больше ЧП в «Дельте», тем больше вероятность того, что все безобразия, творящиеся здесь, будут тщательно скрываться как военной прокуратурой, так и руководством военно-морской базы. Не говоря уже о Минобороны в целом. Никто не запутается в сложившейся обстановке. И по одной причине: никто не станет расследовать череду преступлений, связанных с военнослужащими «Дельты», замнут дело, чтобы не возвращаться к нему никогда. Поскольку даже внутреннее расследование породит кучу лишних ушей, глаз, но главное — ртов. Все материалы, которые нарыла военная прокуратура в «Дельте», будут уничтожены. Как показывает практика — это самый надежный способ избежать скандала и как следствие — громких разоблачений.
«Неплохо я внедрился в его голову, — похвалил себя Артемов. — Только она не знает, что прокурорские работники ничего не расследуют, а валяют дурака. Желуди собирают».
С военным прокурорским полковником, который вместе с двумя коллегами разместился в пустующем кабинете замполита военно-морской базы, Михаил Артемов поддерживал товарищеские отношения. Они познакомились в октябре 1999 года, когда военная прокуратура СКВО возбудила уголовное дело по факту гибели девяти десантников: «федеральная авиация по ошибке нанесла авиаудары по группе армавирского спецназа». Тогда обвинение было предъявлено генерал-майору внутренних войск Николаю Ч. Но он попал под амнистию, объявленную в честь 55-летия Победы.
Немного отвлекшись от темы, Артемов тем не менее не пропустил ни одного слова генерала Паршина.
— Причин много, — продолжал Александр Петрович, — говорить о них не стоит. Поначалу вели внутреннее расследование, но прекратили его, чтобы не привлечь внимание, которое подхватила бы очень независимая — при Ельцине — пресса.
— Глава государства знал о происшествии в «Дельте»? — спросил Артемов.
— Глава чего? — не остался в долгу Паршин. — Об этом знал ящик моего письменного стола — он хранит много секретов. Там столько ельцинской перхоти... В курсе был директор службы безопасности. Я спросил его, хочет ли он заняться этим делом, Пообещал не вмешиваться. Он отказался. — Генерал помолчал. — Но кое-что выяснить удалось. Подозрение пало на лейтенанта Колчина. Сейчас он капитан, так?
Артемов пожал плечами: откуда я знаю...
Паникян кивнул:
— Так точно.
— Но доказательной базы на него так и не собрали. Честно говоря, появление Колчина в центре стало для меня неожиданностью. И последствия не заставили себя ждать.
«Это точно», — согласился с оппонентом полковник. И глазами призвал Паникяна поучаствовать в беседе.
— Появился не только Колчин, — сообразил начальник курсов, — Офитов вернулся, Юрмин. Совсем недавно — Владимир Тульчинский.
«Он хорошо держится», — Артемов отдал должное генералу. Просто смотрит на Паникяна скучающим взглядом, в котором заметно безучастие дворецкого. Вот сейчас полковник вдруг почувствовал перевес, громадный перевес на своей стороне. Даже снизошел до полушутливой мысли: «Я вылеплю его. Не сойти мне с места — вылеплю».
А генерал, что удивительно, словно поддерживал мысленный монолог с военным разведчиком. Он вспомнил, где слышал фамилию полковника. Конечно же, это нашумевшее дело в Самарской области, где была обезврежена террористическая группа Адлана Магомедова, готовившего теракт на заводе по переработке отравляющих веществ. Вот, оказывается, что это за птица. В том деле, с которым Паршина знакомил лично первый заместитель начальника ГРУ Тимофеев, полковник Артемов никак себя не проявил. Во всяком случае, так понял Паршин. Руководитель оперативно-следственной группы всегда опаздывал. А слова Тимофеева о том, что его подчиненный «был вынужден действовать по обстоятельствам», Паршин лишь принял к сведению. Чтобы тотчас забыть. Однако пришлось вспомнить.
И легкое беспокойство, рожденное появлением полковника военной разведки, прошло. На взгляд Паршина, полковник Артемов не вытягивал даже до неудачника, поскольку, как это известно, даже для того, чтобы стать «лузером», нужно хорошо потрудиться. Артемов же только делал вид, изображая трудоголика. Потому на простой вопрос о звании Колчина пожал плечами: мол, откуда мне знать...
Теперь все ясно. «Серость».
Паршин вернулся к теме подозрений и доказательной базы, которую в мысленной интерпретации Михаила Васильевича «так ни фига и не подвели».
— И что? — спросил Артемов.
— Ничего. Наверстываем упущенное. Сейчас Колчин в полевом лагере, а у него дома идет обыск.
Полковник мысленно присвистнул: «Вот это номер!»