Руководитель оперативно-следственной группы Главного разведывательного управления полковник Артемов расположился в кабинете начальника армейской разведки ОГВ на Северном Кавказе. С сугубо официальных, информационных строк Михаил Васильевич переключился на должностные, или служебные. Перед ним лежал рапорт командира отряда особого назначения майора Николая Свидина, которого и поджидал Артемов. Майор Свидин со своим батальоном, усиленным тремя расчетами АТС-17, проводил операцию по блокированию крупкой банды боевиков в Автурах. Согласно боевому распоряжению Командующего ОГВ №... «отряд Свидина в составе трех разведгрупп на 4 вертолетах Ми-8 десантировался посадочным способом в районе с.Автуры».
Почерк у комбата странный, отметил полковник Артемов. Не мельчи — сказал бы он майору, будь он на месте учителя. Буковки, выведенные шариковой авторучкой, мелкие, но широкие, словно объемные. Трехмерные — пришло сравнение. Вот говорят, по почерку можно определить характер человека. Полковник улыбнулся, соглашаясь: можно, если прочесть досье на этого человека, написанное его же рукой.
Полковник Артемов, ответив на приветствие комбата и указав место за столом, отметил его нервозность, вызванную усталостью, суетливые движения рук. «Как и я, без работы жить не может», — похвалил и себя, и собеседника полковник.
Михаил Васильевич начал беседу с напоминания о том, что во время спецоперации, проведенной майором Свидиным, в плен сдались два боевика. Один из них — Леча Мавлидов — вчера был обнаружен в камере временного содержания мертвым.
— Порвал рубашку на полоски, сплел веревку и вздернулся, — детализировал полковник, как раз прибывший из Москвы затем, чтобы лично побеседовать с задержанным Мавлидовым.
Майор пожал плечами и приподнял бровь.
— Надеюсь, рубашка была не моя.
А его холодный взгляд мог поставить точку в едва начавшейся беседе: «Туда ему и дорога».
— Он так и не успел дать показания, — продолжил полковник, понимая, что показания не успели взять силовики.
Нужно было колоть Мавлидова сразу, зацепившись за его «чистосердечные признания», сделанные в первые минуты после сдачи спецам комбата Свидина. Именно настрой чеченца на сотрудничество с правоохранительными органами и успокоил последних. Они дали ему передышку, и Леча перекрыл кислород и своим дыхательным органам, и органам правопорядка. Шустрый парень. По большому счету бандит не знал, что ему делать и как себя вести. Поначалу он просто спасал свою шкуру, а после, когда сказал "а", пораскинул мозгами: продолжение для него «смерти подобно». И сделал выбор: сам наложил на себя руки, как никто другой понимая, что его предательство принесет ему куда большие мучения: через неделю или две его бы порезали на гуляш в той же камере братья по оружию, которые продолжали камуфлироваться под местных омоновцев. Они и тело Мавлидова забрали так оперативно и закопали так глубоко, будто опасались, что горловая опухоль Лечи может пойти на убыль и он разговорится.
— Припомните, — попросил полковник комбата, — слово в слово, что сказал Мавлидов, когда сдавался в плен.
— Я писал об этом в отчете: всего несколько слов.
— Вы давили на него?
«Глупый вопрос», — пожал крутыми плечами комбат. Чеченец, глянув на сержанта по кличке Мамай, звеньевого одной из разведгрупп, едва не наделал в свои вонючие подштанники и освободил память от всех «показаний, заблуждений, паролей и явок». В руках громилы-спецназовца бандит видел не автомат, а косу, не бандану на голове, а черный капюшон. Потому второпях выковыривал из своих мозгов «ценную информацию». Действительно ценную, на ее основании в штаб-квартире ГРУ было проведено оперативное совещание и принято решение о разработке преступной группы, названной внутриведомственной. Собственно, задачи такой группы вычислить было легко: изучать биографии бойцов (а значит, делать запросы по линиям МВД, ГУВД, УВД, что также значит, что в войсках и силовых структурах действует разветвленная сеть чеченского криминалитета), вербовать, подкупать молодых солдат, шантажировать, используя для этого всевозможные рычаги, включая и девушек-чеченок, которые во время увольнительных солдат и курсантов знакомились с ними, вступали в интимную связь и прочее. Возможно, не один попался на такой крючок.
Некогда Леча Мавлидов входил в один из отрядов Аслана Масхадова, а когда при «чеченском Бисмарке» осталась по большому счету пара охранников, не готовых, однако, умереть за «президента, парламент и суверенитет», Мавлидов переметнулся на сторону Шамиля Басаева и встал под знамя так называемого объединения Высшего Военного Моджлис-уль-Шуры. В отряде, который был уничтожен комбатом Свидиным, Леча Мавлидов исполнял роль комиссара и разжигал и так горящую зеленым пламенем ненависть к кафирам — неверным. А сдаваясь им в плен, отчасти сдал и своего босса, готового на одной ноге ковылять в «светлое шариатское будущее». По словам «комиссара», в учебном центре войск спецназа Приволжско-Уральского военного округа у Шамиля Басаева есть свой человек, на которого делается ставка в очередном теракте, и он в свое время принимал участие в спецоперациях федеральных войск в Чеченской Республике.
— Всё-таки, — настаивал Артемов, — может быть, Мавлидов назвал имя или хотя бы звание человека Басаева в учебном центре спецназа?
— Нет, — покачал головой майор Свидин. — Я бы запомнил. — Как не усомнился бы относительно правдивости чеченца. Во-первых, «дух» был напуган, а в таком состоянии ложь читается по глазам. Во-вторых, он точно назвал дислокацию учебного центра войск спецназа, фамилии и звания командира и начальника штаба этой войсковой части. И последнее: Леча не знал эту «моль» по имени, иначе выложил бы все подробности еще до помещения его в изолятор временного содержания. Имя человека, на которого делается ставка в крупном теракте, редко произносится даже в узком кругу Басаева, резонно предположил полковник Артемов. На то она и «моль», чтобы незамеченной делать невосполнимые бреши; «моль», адаптированная к превентивным мероприятиям, как настоящая — к нафталину и нюхательному табаку.
Офицер? Сержант? Рядовой? — гадал разведчик. Скорее — офицер. Что можно поставить на рядового? А на сержанта? И какова его задача? Вооружение? На складах учебных подразделений хранятся новейшие образцы оружия — равно как и в частях спецназа. Учебные подразделения спецназа даже опережают давно сформированные отряды специального назначения, поскольку идут, точнее, начали вышагивать в ногу со временем, то есть в плане технического оснащения и тактики. Да, пожалуй, и тактики тоже. Даже в этом плане один лишь человек мог нанести непоправимый вред системе подготовки бойцов спецназа. Зная тактику противника, становишься сильнее его — аксиома. Мобильные отряды чеченских боевиков уже мало чем отличаются от разведывательно-диверсионных групп спецназа, а в плане минно-взрывной подготовки опередили их.
Масса вопросов, ответы на них, несомненно, будут найдены, но вовремя ли?
Заметно сужал круг поисков тот факт, что человек Басаева принимал участие в спецоперациях на стороне федеральных сил и (предположительно) был в чеченском плену. Очень заметно. Фактически затягивал петлю на шее предателя. Неважно, по каким соображениям он перешел на сторону бандитов — корыстным, идеологическим, каким угодно.