Да, на это трудно что-либо возразить. Если Дафна скажет, что нуждается в его поддержке, какая же она после этого мать? Предположим, Дженни серьезно больна. Значит, Роджер правильно сделал, что остался с детьми.
Так почему же образ заботливого отца, укладывающего детишек спать и читающего им на ночь книжки, не приносит ей утешения?
«Да потому, что ты не веришь ему…»
Роджер всегда делал вид, что заботится о других, а на самом деле заботился только о себе. Позапрошлой зимой Дафна подхватила грипп и просила мужа прийти с работы пораньше, и он пришел пораньше – всего лишь на полчаса. Или их поездка в Санибел в феврале – сбой в компьютере стоил Дафне обратного билета… и Роджер вылетел без нее, оправдываясь тем, что ему, видите ли, необходимо присутствовать на операции, и он не имеет права опаздывать.
– Так когда же ты приедешь? – спросила она.
– Не знаю. Но как только представится возможность, я сразу же прилечу, Даф. А пока я тут позвонил кое-кому, связался с нужными людьми.
– С нужными людьми?
– А ты не считаешь, что твоей матери не обойтись без хорошего адвоката? Давай без обиняков.
Дафна чувствовала, что теряет контроль над собой.
– Насколько мне известно, Том Кэткарт прекрасный адвокат.
– Да – для такого маленького городишки, как Мирамонте, – хмыкнул Роджер. – А я хочу нанять знатока своего дела.
Неделю назад Дафна не стала бы спорить с мужем, ведь у него железная логика, и он старается ради ее матери. Но за последние несколько дней что-то изменилось и в Дафне, и в ее отношении к Роджеру – так маленькая, незаметная глазу поломка мешает колесам вращаться.
– Жить в большом городе – еще не значит быть семи пядей во лбу, – парировала она. – Если помнишь, я тоже уроженка Мирамонте, однако же это не помешало мне выйти за тебя замуж.
Роджер умолк. По его неровному дыханию Дафна поняла, что он вне себя. Но вместо того чтобы извиниться, Дафна молча села на кровать. Она смотрела, как ветерок колышет кружевной тюль на окнах, за которыми виднеется искрящаяся полоска океана, словно далекая несбыточная мечта. Роджер первый нарушил молчание:
– Видимо, я ошибался, полагая, что тебе нужна моя помощь. – В его голосе прозвучала обида.
– Мне нужно, чтобы ты вел себя как подобает мужу.
– А как же я веду себя, по-твоему?
Дафна представила, как Роджер недоуменно вскинул брови, удивляясь, что на нее нашло.
«А ты ведешь себя, как снисходительный папаша», – подумала она, но вслух заявила:
– Роджер, хотя бы сейчас оставь свои рациональные доводы – меня тошнит от них.
– Ты хочешь, чтобы я кричал и топал ногами? – Он произнес это так, словно ему и в самом деле хотелось прикрикнуть на нее. Но не таков был Роджер. Наверное, поэтому Дафна и вышла за него замуж. Тогда ей был нужен именно такой человек – рассудительный и уравновешенный, с кем она чувствовала бы себя как в тихой гавани. – Скажу тебе как врач: ты сейчас сама не своя, Дафна, тебе следует отдохнуть. Если ты не сделаешь этого, то заболеешь.
Дафна понимала, что Роджер прав. Она падала с ног от усталости и мечтала только о том, чтобы прилечь на диване и накрыться пледом. Окинув взглядом уютную, со вкусом обставленную комнатку Китти, Дафна заметила на стене одну из маминых акварелей – прелестный пейзаж, изображавший берег океана и скалистый утес, на котором стоял их дом.
Любуясь нежными цветовыми нюансами, как известно, достигающимися особой техникой живописи, Дафна размышляла о том, можно ли узнать наверняка, что творится в душе того, кого любишь… или это всего лишь иллюзия знания, которая поддерживает тебя до поры до времени.
– Да, у меня был тяжелый день, – устало промолвила она. – Поцелуй Дженни и Кайла. Скажи им, что я скучаю по ним и вернусь… – «Когда? Судебный процесс может затянуться на месяцы». – Как только все кончится.
На следующее утро, в десять часов, церковь на кладбище Эвергрин-Мемориал была переполнена. «Алекс собрала достойную аудиторию», – подумала Дафна, расположившись с сестрами в первом ряду. Все скамейки и кресла были заняты, у входа толпились опоздавшие, более сотни пар глаз устремились на дочерей Вернона Сигрейва, склонивших головы в глубокой скорби.
Дафна кивнула бывшему мужу Алекс и поцеловалась с племянницами, сидевшими с ним рядом. Джим пожал Дафне руку. Ее зять. По-прежнему считая Джима родственником, она была рада его приходу. В строгом темно-синем костюме и галстуке он выглядел солидно – отец остался бы доволен. Чуть ранее Джим встречал приглашенных у входа в церковь, пока сестры договаривались со священником о порядке проведения церемонии.
Сейчас он сосредоточил внимание на Алекс, опасаясь какой-нибудь эксцентричной выходки. «И в самом деле, – подумала Дафна, – сестра сама на себя не похожа». Широкие поля черной соломенной шляпки отбрасывали сероватые тени на ее бледное лицо. Она посмотрела на гроб невидящими глазами и вдруг негромко пробормотала:
– Не правда ли, цветы великолепны? Я выбирала их вместе с мамой.
Китти, сидевшая справа от Дафны, пришла в ужас.
– Только не говори, что это те самые цветы, которые ты заказывала к празднику.
– Зачем же им пропадать? – Алекс окинула взглядом роскошные цветы, покрывавшие полированный гроб пышным ковром.
Дафна боролась со слезами. Цветы и в самом деле великолепны – еще одно доказательство маминого безупречного вкуса. Диссонировали с ними лишь оранжевые тигровые лилии, выглядевшие несколько вульгарно. Но кто знал, что им предназначено украшать гроб, а не праздничный стол?
Преподобный Томас Бакхорст прочел псалом, затем поднялся дядя Спенс, самый нелюбимый из двух папиных братьев, чтобы произнести панегирик усопшему. Глядя, как он выходит на подиум, Дафна ощутила всю несправедливость судьбы: эта бледная копия отца, высокомерный, ничем не примечательный человек пережил своего выдающегося брата.
Она слушала слезливо-сентиментальные воспоминания Спенса об их детстве, о ее дедушке, умершем до рождения Дафны. Сейчас дядя Спенс говорил о нем почти благоговейным тоном. Между тем Дафна знала от матери, что дед был скуп и недалек. Послушать дядю, так в доме Сигрейвов редко повышали голос, а их отец поднимал руку только для благословения.
Последовали и другие панегирики: молодой врач, работавший у отца, друг детства. Последним вышел человек, которого Дафна не сразу узнала. Высокий, слегка сутулый пожилой лысеющий мужчина. На нем был плохо подогнанный костюм, из слишком коротких рукавов пиджака торчали костлявые запястья, что придавало ему сходство с деревенским проповедником на воскресном гулянье.
– Я не знал доктора Сигрейва лично, – робко начал он тихим голосом, – но двадцать пять лет назад он спас жизнь моему сыну…
И память Дафны мгновенно воскресила тот забытый вечер. Они возвращались домой от дяди Дейва и тети Джуны. Шел второй день пути, выехали они рано утром. Темнота навалилась внезапно, как всегда бывает за городом – словно кто-то задернул небо черной шторой. Вокруг только фермы да маленькие городишки.