Алекс помедлила на площадке третьего этажа. Как только клиент насладится прекрасным видом с верхнего этажа, можно рискнуть и показать ему крохотную ванную комнату этажом ниже и полутемную спальню – ослепленный внешним великолепием особняка, он не заметит мелких изъянов и следов обветшалости.
– Здесь все восстанавливали вручную, – продолжала Алекс, автоматически произнося заученные профессиональные фразы. – Предыдущие хозяева большинство работ выполняли сами – к примеру, реставрацию деревянных перил или кафельной плитки в коридоре. Помните прелестный зубчатый карниз в столовой? Его заново восстановили.
Ее энтузиазм и детальный рассказ были вознаграждены заинтересованным взглядом клиента. Лоуренс Годвин – в самом имени слышался шелест купюр. Он назвался представителем крупной компании, но не сказал, какой именно. Наверное, юридической, заключила она по его короткому твердому рукопожатию, самоуверенному виду и респектабельному костюму. И внешность у Годвина ничего – высокий, примерно шести футов росту, белые мелкие ровные зубы и слегка скошенный подбородок. К несчастью, всех мужчин Алекс всегда сравнивала с Джимом, что неизменно оказывалось не в их пользу.
На верхнем этаже он полюбовался видом на залив, где белели яхты, и пристань, вытянувшуюся вдоль берега. День выдался солнечный, и картина предстала в самом выигрышном свете.
Лоуренс Годвин тихо присвистнул.
– Да, вы не преувеличивали. Чудесный вид! Честно говоря, я не понимаю, как можно продать такой дом.
– Мистеру Рудману предложили место профессора в школе дизайна Род-Айленда, – объяснила Алекс. – Но они с женой ужасно сожалеют, что им придется продать свое уютное гнездышко.
«Незачем упоминать о том, что они от этого только выгадают», – добавила она про себя.
– Понятно, – отозвался Лоуренс. – А что скажете о соседях?
У Алекс по спине побежали мурашки. Если заводят разговор о соседях, глядишь, доберутся и до ее дома. «Господи, хоть бы он купил особняк!»
– Агва-Фриа-Пойнт – один из самых старых и фешенебельных районов города. И вы увидите почему. Тут есть даже маленький уединенный пляж – его называют бухтой Контрабандистов. – Алекс улыбнулась, мысленно добавив, что единственное сокровище этой бухты – жемчужное ожерелье, которое она потеряла, когда развлекалась там с Джимом после школьного выпускного вечера.
– Мне хотелось бы поговорить с соседями, – высказал пожелание Лоуренс. – Это помогает поближе познакомиться с местом, в котором предстоит жить – какие тут школы, общества и прочее. – Алекс уловила в его глазах жадный блеск, которого не замечала ранее.
– Для начала вы можете поговорить со мной. – Она нервно усмехнулась. Обычно Алекс не давала клиентам никакой информации о себе – к чему им знать ее любимые блюда и какую музыку она предпочитает слушать? Но если это поможет делу, она готова начистить до блеска его ботинки.
Лоуренс отошел от окна и улыбнулся Алекс. На его лице обозначились резкие тени, придававшие ему какой-то зловещий вид.
– Может, вы скажете мне, правда ли то, что я прочитал в газетах?
Алекс оторопела. Бросив на него подозрительный взгляд, она сказала себе: «Нет, это похоже на паранойю».
– Рекламные объявления, как правило, грешат преувеличениями, – уклончиво ответила она.
– Я не имел в виду объявление о продаже этого дома. Мурашки поползли у нее по спине. Знает ли он, кто она?
Или же спрашивает из праздного любопытства?
– Насколько я понимаю, вы имеете в виду трагедию, произошедшую на Сайприс-лейн, – холодно заметила она. – Но в округе все спокойно, смею вас заверить.
– А вы знали доктора Сигрейва?
Нет, это не простое любопытство. Блеск в его глазах, который она поначалу приняла за проявление заинтересованности, выражал совсем другое. Он похож… на акулу. Заметив на шее Лоуренса под рубашкой золотую цепочку, Алекс поежилась. Никто из ее респектабельных клиентов в жизни не надел бы ничего подобного.
Сделав вид, что не расслышала последний вопрос, она направилась к двери, коротко бросив на ходу:
– Пойдемте, я покажу вам жилые комнаты – они производят впечатление сногсшибательной роскоши.
Но, услышав слова Годвина, Алекс остановилась как вкопанная.
– Буду с вами откровенен – я не собираюсь покупать особняк. Я репортер из «Баннер».
Сердце Алекс упало. «Баннер» – самая кровожадная бульварная газетенка из всех, какие она знала. Сенсации и кровавые трагедии – их хлеб.
Алекс вспыхнула:
– Да как вы посмели!
Он равнодушно пожал плечами.
– Я выполняю свою работу, мэм. Впрочем, как и вы. Простите, если вас это задело.
Годвин улыбнулся, блеснув мелкими ровными зубами и снова напомнив ей акулу.
– Убирайтесь, – потребовала она.
Он вскинул руки примирительным жестом.
– Можете презирать меня… но коль уж я здесь, не согласитесь ли дать вашу версию происшедшего? Неужели вас не возмущает грязь, которую печатают в газетах? Вы могли бы пролить свет на это событие.
– Ах вы, газетные шавки! Да меня от вас тошнит! Вы опозорили мою семью и представили нас…
– Кем? – живо подхватил он.
– Мерзавцами и отребьем! А мой отец был лучше всех вас во сто крат! Вы ему и в подметки не годитесь! Теперь понятно, почему вы здесь рыщете, – вам никто и слова дурного про него не скажет.
– Да? Держу пари, у вашей матушки были к нему кое-какие претензии.
Алекс смотрела на него, приоткрыв рот. В ее семье вежливость была нормой, ни одна просьба не обходилась без «пожалуйста». И теперь этот репортер, этот… этот грубиян лезет ей в душу и бередит свежие раны. Как будто ее семейная трагедия – страничка дешевого детектива.
И во всем виновата мать.
Алекс хотелось крикнуть: «Хватит и того, что она натворила! Почему я должна расплачиваться за ее грех всю жизнь?» Господи, что, если бы она это сказала вслух? Нет, при всей ненависти к матери предать ее Алекс не способна.
«Но ты же предавала ее все эти годы, разве забыла? Ты хранила отцовские секреты, скрывала от матери его измены», – нашептывал ей внутренний голос. И кому, как не Алекс, расплачиваться теперь за ложь! Если бы не ее сообщничество, отец был бы жив.
Эта мысль поразила Алекс как молния. Выскочив в коридор, она бросилась вниз по узкой деревянной лестнице. На полпути Алекс споткнулась, зацепившись каблуком за ковровую дорожку, и неминуемо покатилась бы вниз по ступенькам, не ухватись вовремя за балясину лестницы. Перегнувшись через перила и тяжело дыша, Алекс взглянула вниз, в лестничный проем, словно в отверстую пасть чудовища, готовую проглотить ее в любой момент.