Не проходило и часа, чтобы Дафна не вспоминала Джонни. Забирая Кайла из школы, она вспоминала, как они с Джонни встречались по вечерам в школьном дворе – их инициалы до сих пор можно разобрать на коре старого дуба в школьном саду. Проезжая по городу, Дафна вдруг замечала кого-то похожего на Джонни и замирала от волнения.
Догадывался ли об этом Роджер? Если и да, то держал свои мысли при себе. Иногда она перехватывала его странный взгляд – и только. В последнее время он был занят своими делами: беспрестанно звонил в офис, разбирался с сотрудниками и пациентами, старался наладить отношения с партнерами. Дафна понимала, что должна быть благодарна мужу за то, что он рядом, но испытывала только обиду. Ее возмущало, что она должна сохранить свой брак ради Роджера и детей. Дафна злилась, что Роджер ведет себя порядочно. Ей хотелось, чтобы он бросил ее и уехал, не мешая ей видеться с Джонни.
Дафну утешало одно – Роджер оставлял ее ночью в покое. О да, он предпринял несколько вялых попыток заняться с ней любовью, но не более того. Роджер слишком горд и не станет унижаться и умолять о том, на что имеет права. Он считает, что жена должна сделать первый шаг к примирению.
Дафна не собиралась пока делать этот шаг. Все ее желания, надежды и мечты сосредоточились на Джонни.
Услышав скрип тормозов за окном, она отогнала от себя тяжелые мысли. Сквозь пелену дождя Дафна разглядела машину сестры. Вскоре вошли Алекс и близнецы, отряхнув на пороге зонтики и плащи.
В этот момент из кухни появились мама и Китти. Увидев Алекс, Лидия остановилась, щеки ее зарумянились, она сразу помолодела, став похожей на беззаботную юную девушку с фотографии, запечатлевшей их с Верноном во время медового месяца.
Издав радостный возглас, она раскрыла объятия своей вновь обретенной дочери. Алекс застыла на пороге. Двойняшки обменялись взглядами и тоже не двинулись с места. Порыв ветра внес в открытую дверь мокрые листья. Может, Алекс хочет что-то сказать об отце? Или же сделает вид, как и все они, что это обычный воскресный ужин?
Молчание затягивалось и становилось тягостным. Наконец Алекс шагнула к матери и уткнулась лицом ей в плечо. Когда она отстранилась, глаза ее блестели от слез.
– Прости за опоздание, – сказала она неестественно бодрым тоном. – На улице такой дождь. Я ничего не видела перед собой.
Китти, у которой глаза тоже были на мокром месте, закрыла входную дверь и ласково подтолкнула девочек вперед.
– Ничего страшного. Вы приехали вовремя. – Лидия перевела взгляд на Нину и Лори. Те смущенно потупились, скрыв лица под воротниками одинаковых джинсовых курточек. – Боже мой, посмотрите-ка на них! Не стесняйтесь, девочки. Что бы там ни говорили, я еще не забыла моих дорогих внучек.
Лидия помогла девочкам снять куртки и, взяв Алекс под руку, провозгласила:
– Ужин на столе. Идемте, пока он не остыл.
Несмотря на тягостные обстоятельства, ужин прошел спокойно. Правда, в один момент всем стало не по себе. Роджер начал разрезать курицу – этот торжественный ритуал был так тесно связан с отцом, что действия Роджера казались почти святотатством. За столом воцарилось молчание, прерываемое только позвякиванием передаваемых друг другу тарелок с ломтиками куриного мяса.
Дафна была благодарна Роджеру за то, что он стремится быть в центре внимания и ведет беседу. Она смеялась вместе с сестрами над анекдотами, которые слышала тысячу раз, то и дело отпивая вино из бокала. Вытирая подбородок Кайла и разрезая порцию Дженни на крошечные кусочки, Дафна размышляла: «Господи, ну почему все делают вид, будто ничего не происходит?»
Случайный прохожий, заглянувший к ним в окно, не заметил бы ничего необычного. Мама сидела во главе стола, поближе к кухне, излучая покой и довольство. На ней была желтая свободная блузка, скрывавшая ее худобу, а серебристо-седые волосы она аккуратно причесала.
Справа от мамы расположилась Алекс, вяло ковыряя вилкой еду, но изображая оживление. Намеренно избегая тем, связанных с отцом, она рассказывала о своей работе, об успехах дочерей, посещавших кружок художественной гимнастики, о новых соседях… Дафна чувствовала себя одной из ее клиенток, которой пытаются заговорить зубы и отвлечь внимание от недостатков выставленного на продажу дома. Никто, казалось, не замечал, как нервно Алекс теребит нитку жемчуга на шее и как по-детски ковыряет вилкой еду.
Кроме дочерей Алекс, за все время ужина не проронивших ни слова, Китти тоже выглядела очень подавленной. Ее фразы напоминали реплики из плохой пьесы.
Дафна сочувственно подумала: «Бедная Китти! По крайней мере у меня есть дети».
Когда Дафна и сестры начали убирать со стола, Лидия вдруг сказала:
– Оставьте это, Нина и Лори помоют посуду. – И, обернувшись к внучкам, ласково спросила: – Не возражаете, девочки? Мне надо сказать пару слов вашей маме и тетушкам. Мы скоро вернемся и вытрем тарелки.
Кайл и Дженни испуганно взглянули на Дафну, но Роджер тут же весело предложил:
– Хотите вместе со мной посмотреть телевизор? Идемте, может, найдем что-нибудь интересное.
Сестры поднялись вслед за Лидией в спальню, где отец и мать спали сорок лет и где зачали своих детей. Дафна решила, что час признаний настал и сейчас они услышат то, что втайне желали и боялись услышать. А вдруг мама сейчас расскажет о том вечере, когда она поднялась по этим же ступеням и достала пистолет из ящика, спрятанного на верхней полке платяного шкафа?
Китти обменялась с ней тревожным взглядом. Сестра тоже чувствует важность момента. Даже Алекс, поднимавшаяся первой, еле переставляла ноги, словно стараясь оттянуть неизбежное.
«Мы все потеряли не только отца, но и часть нашей жизни», – подумала Дафна.
Войдя в спальню, она опустилась в кресло, стоявшее между окнами. На улице шел проливной дождь, и горизонт терялся в туманной дымке. Назавтра тоже обещали дождь. Значит, дети не пойдут гулять и будут капризничать весь день. Мама собиралась поплавать в заливе. Не передумала ли она? Может, ждет, пока установится хорошая погода? Надо было настоять на своем и перебраться к ней на время. Маме нельзя быть одной.
Дафна окинула взглядом комнату, почти не изменившуюся со времен ее детства. Даже зеркало над трюмо наклонено под тем же углом, и в нем все так же отражаются семейные фотографии на стене. Мамино влияние наиболее ощутимо здесь, в этой комнате, чем где-либо еще. Все здесь соответствует ее вкусу – простая дубовая кровать, и туалетный столик, и нежные акварели, развешанные по бледно-желтым стенам. Из антиквариата здесь сохранились только фамильные предметы по маминой линии – кресло-качалка, в котором сейчас сидела Китти, досталось им в наследство от маминой прабабушки Агнес Лауэлл.
О чем думала мама в тот вечер, встав на деревянный стул и шаря на верхней полке шкафа? А когда ее пальцы нащупали металлический ящик, сознавала ли она, что сейчас перейдет ту грань, за которой осталась спокойная счастливая жизнь, и пути назад не будет?