– Нет-нет, – оторвавшись от своих мыслей, Валентина покачала головой. – Устала на работе, вот и пришла сюда отдохнуть. Речной воздух всегда успокаивает меня.
– Я бы добавил – ночной, – неожиданно вставил Вадим, взявшись за бутылку.
– Нет, спасибо, – Ширяева накрыла ладонью свою рюмку, отказываясь от коньяка.
Домой пока рано, думала она, провожая глазами пронесшийся мимо дебаркадера катер. Пенсионеры уже разбрелись по квартирам, но у подъезда допоздна стоят три или четыре легковые машины, владельцы которых по неизвестным причинам отгоняют автомобили на стоянку лишь в одиннадцать-двенадцать часов. А ей не хотелось ни с кем встречаться. Хотя по утрам, отправляясь на работу, она все равно сталкивалась с жильцами. Никто с ней не здоровался, только все та же старушка с первого этажа кивала и горестно покачивала головой. Валентина бросала короткое «здравствуйте» и спешила пересечь двор, чтобы пройти две остановки пешком и войти в здание суда. Только там, в своем кабинете, она могла более-менее спокойно перевести дух.
Она не слышала, но могла предполагать, как подсудимые или их родственники говорят о том, что процесс будет вести судья, сын которой сам является убийцей. Впрочем, как бы ей ни было тяжело, пересуды ее не трогали. Она все для себя уже решила: суд над Белоноговым станет последним в ее карьере. Больше волновала судьба Николая Михайлова. Отец Светы не попадал под статью «умышленное убийство», так как жертва скончалась не на месте преступления, а в больнице. Николаю предъявили обвинение в нанесении тяжкого телесного повреждения, причиненного в состоянии сильного душевного волнения. Мерой пресечения следователь избрал подписку о невыезде. Можно сказать, отнесся по-человечески. Неизвестно было, какой приговор вынесет суд. Михайлов мог получить три года, хотя имелась слабая надежда на отсрочку приговора. В прокуратуре с согласия Ширяевой решили, что лишать на время следствия многодетную семью основного кормильца, посадив его за решетку, будет чересчур жестоко.
Тем не менее имелся шанс смягчить наказание Михайлова до года исправительных работ. Трудно, но выполнимо. Валентина решила заняться всем этим позже. Пока же ее волновал только последний процесс в ее жизни – она никак не могла дождаться суда над баскетболистом Белоноговым.
Валентина возвращалась домой пешком. Вадим напрасно уговаривал ее посидеть с ним хотя бы еще полчасика. Он в одиночку допил коньяк и вскоре присоединился к танцующей на площадке компании сына.
Ноги гудели от усталости, Ширяева сняла туфли и сразу прошла в ванную комнату. Не раздеваясь, она села на край ванны, с трудом нагнулась и заткнула слив пробкой. Затем пустила в ванну холодную воду. Долго сидела так, пока вода не добралась до края, замочив юбку. Отлепив пластырь, она положила ногу на ногу и губкой смыла почерневший от пыли клей.
Теперь не осталось сил слить холодную воду и вновь наполнить ванну, чтобы полежать в горячей воде. Утром, решила она, встану пораньше.
Валентина стянула с себя намокшую юбку и повесила ее на веревку.
Сегодня, кроме шоколада и конфет, она ничего не ела. Добавив в воду острый томатный соус, она сварила сосиски. Потом налила в стакан водки и залпом выпила. От спиртного и горячих сосисок зажгло щеки, на лбу проступил пот. Теперь упасть в кровать и не просыпаться до утра.
Стараясь не смотреть на дверь спальни, она прошла в зал и легла на диван.
Среди ночи все же проснулась – замерзли ноги. Укрывшись снятым с дивана покрывалом, она долго не могла заснуть. Перед глазами стоял отец Светы. Его взгляд устремлен на нее, а не на покойника, который упал лицом на асфальт. За этой картиной через опущенное стекло иномарки, примостившейся неподалеку от детской песочницы, наблюдали еще одни глаза. Человек в машине улыбался, он подался вперед, чтобы судья заметила его и узнала. Однако она смотрела на сына.
Олег Шустов припарковал свою машину напротив ворот лесоторговой базы и, пройдясь вдоль ряда продавцов-частников, поздоровался с высоким седоватым мужчиной, одетым в темно-серую тройку. Полковник Рожнов держал в руке пачку штапиков, перетянутых медной проволокой.
– Давно собирался купить, – пояснил он, – да не было времени.
– Для дома, для семьи? – Шустов, склонив голову, оглядел собеседника поверх солнцезащитных очков.
У Рожнова не было военной выправки, вернее, она нивелировалась за долгое время кабинетной работы. Выше среднего роста, чуть сутуловатый, на вид сорок пять лет, наполовину седые волосы разделены пробором, веки тяжелые, с заметными голубыми прожилками.
– Вроде того, – отвечая на вопрос подчиненного, неопределенно отозвался полковник. – У меня на даче вместо штапиков стекла держатся на оконной замазке. Пройдем? – предложил Рожнов, указывая свободной рукой на открытые ворота базы, где было не так многолюдно.
Они прошли вдоль штабелей облицовочного кирпича, миновали контейнеры с цементом и остановились возле образца котла газового отопления.
– Что ты знаешь о Мусе Калтыгове? – спросил полковник, приступая к делу и разглядывая образец.
Шустов, вспоминая оперативные данные на чеченца, нахмурил лоб.
– Не много. Он – бывший офицер Кантемировской дивизии, сейчас возглавляет криминальную группировку. Где-то в Подмосковье, точнее не скажу.
Олег подождал, пока тучный мужчина, остановившийся рядом с котлом, не ознакомился с ценой и не отошел от них.
– Пожалуй, это все данные, которыми я располагаю на Калтыгова.
– Видел его фотографию?
Шустов кивнул.
Несмотря на его утвердительный жест, Рожнов вынул из кармана несколько снимков немолодого уже человека. Олег внимательно вгляделся в каждую фотографию. Калтыгов был изображен и с бородой, и гладко выбритым.
– Оставь снимки себе, – распорядился Рожнов.
Олег был одет в джинсы и синюю майку с коротким рукавом. Они с начальником были примерно одного роста, но Шустов отличался спортивной фигурой. На его загорелом лице контрастом выделялись белесые брови и светлые усы. Он положил фотографии чеченца в задний карман джинсов, и они с полковником прошли дальше, к штабелям обрезной доски. Михаил Константинович на ходу давал информацию на клиента.
Даже не особо вникая в суть дела, можно было понять, что деятельность лидера криминальной группировки Калтыгова перешла все границы. На продовольственном рынке в одном из городов Московской области творился такой беспредел, в который верилось с трудом. Вся милиция была куплена, в открытую шла торговля наркотиками, на территории рынка в прямом смысле слова существовали рабы, которые жили в металлических контейнерах, оборот черного нала достиг необыкновенных размеров. При запросах свыше местные правоохранительные органы ограничивались отписками или отговорками; все было построено на взятках и страхе.
– Есть конкретная дата ликвидации Калтыгова?