Полковник замолчал. Олег отметил про себя красноречивую паузу, которая являлась неотъемлемой частью гневной тирады начальника.
Спорить не приходилось, Рожнов был прав. Шустов в очередной раз пожалел о том, что жизнь не состоит из беспрерывной нескончаемой работы, без сна и отдыха, без права на обычную человеческую слабость. Это раз и навсегда избавило бы от астении. "Убей в себе жалость" – лишь красивая фраза для легковерных. Олег мог гасить свои чувства, выполняя задания, а саму работу называл конвульсией по приказу свыше.
"Философ, твою мать!.." – выругался про себя Шустов.
После кратковременной паузы он едва не вывел Рожнова из себя, бросив рискованную фразу:
– Я думал, ты поможешь.
– Кому, Олег?! Тебе лично требуется помощь психолога, а я – бессилен. Я не хочу смотреть на вещи твоими глазами, у меня есть свои. Я не пойму, эта Ширяева загипнотизировала вас или наслала порчу? Сначала Белоногов, потом Яцкевич, сейчас ты. Андрея уже нет. Это тебе о чем-нибудь говорит?
Полковник сел за стол и бросил собеседнику:
– Впрочем, черт с тобой. Выкладывай, что думаешь.
Слегка приоткрыв жалюзи, Рожнов смотрел на улицу. Он проводил глазами вначале джип Олега, потом "Форд Сиерру" своего агента. Прежде чем вызвать к себе Архипову, полковник в задумчивости прошелся по кабинету, убрал в сейф печать и штамп юридической фирмы.
Архипова закрыла входную дверь офиса изнутри и появилась в кабинете начальника с зажженной сигаретой. У Ирины было продолговатое лицо, правильной формы нос, тонкие губы. Короткая прическа, полностью открывающая лоб, большие серьги в ушах в какой-то степени подчеркивали ее независимость. На ней уютно сидели черные джинсы в обтяжку, босоножки на высоком каблуке. Она устроилась в кресле и положила ногу на ногу.
Рожнова устраивала раскованность этой женщины, ее профессионализм, способность к холодному анализу. Последнее время он советовался с нею. Несомненно, она обладала организаторскими способностями, однако полностью убедиться в этом у полковника не было времени. Лишь в его отсутствие, получая распоряжение начальника, Архипова организовывала работу агентов по спецпоручениям.
Устраивала она его и как женщина. Пару раз в неделю они задерживались в офисе. Михаил Константинович переживал вторую молодость, так что темперамент секретарши ни разу не заставил его сомневаться в себе.
Он подошел к ней, поставил на деревянный подлокотник пепельницу.
– Сегодня придется задержаться.
Ирина, стряхивая пепел, пожала плечами:
– Как скажешь.
Рожнов переборол желание присесть рядом и притянуть ее к себе. Ведь ничто не предвещало продления рабочего дня. Принимая клиента, пришедшего проконсультироваться насчет блокираторов, Михаил Константинович уже предвкушал, как из офиса уберутся сотрудники, Ирина закроет дверь и они останутся одни. Она и закрыла дверь, только... Черт бы побрал Олега Шустова!
Полковник вернулся на свое место.
– Вот что, Ира...
Незаметно для начальника Архипова улыбнулась, но, когда глаза их встретились, на ее лице появилось виноватое выражение.
– Извини, Михаил, я забыла тебе сказать, что сегодня не совсем удачный день. Понимаешь, о чем я?
Рожнов второй раз за вечер пробормотал что-то нечленораздельное, развел руками и продолжил уже твердым голосом:
– Хорошо. Тогда давай о работе. Мне потребуются некоторые данные по двум делам, которые ведет городская прокуратура Юрьева. В первом меня интересует только закулисная тяжба между судьей и обвиняемым в изнасиловании. Также узнай, кто ведет дело об убийстве судьи Валентины... – Рожнов, запнувшись, выругался, вслух проклиная Шустова, и ударил ладонью по столу: – Как же мне надоели частные просьбы!.. Узнай, что известно о самоубийстве Ширяевой.
Архипова кивнула. Через группу лиц, определенных замдиректора ФСБ, по запросу Рожнова выдавалась любая информация. Полковник не мог затребовать себе, например, дело, находящееся в производстве прокуратуры, но получить данные из него особого труда не составляло. В крайнем случае, он или его агенты могли ознакомиться с фотографиями, приобщенными к делу, вещественными доказательствами, документами, сделать копии с них, поинтересоваться мнением следователя.
В городской прокуратуре Юрьева ждали проверки по делу Ширяевой. Но каково же было удивление Волкова, когда начальник отдела по надзору за расследованием особо важных дел Генпрокуратуры напрямую разрешил ознакомиться с материалами дела офицеру ФСБ. Поначалу Анатолий Сергеевич не знал, что и подумать, затем переложил часть забот на плечи Маргелова.
Прокурор с минуты на минуту ожидал следователя, который уже пару долгих часов беседовал с эфэсбэшником.
Наконец в кабинете появился недовольный и уставший Василий и с порога заявил:
– Рыба клюнула, Анатолий Сергеевич, не знаю только, как будем подсекать ее. А уж вытаскивать... – Маргелов развел руками.
– В крайнем случае, отрежем леску, – отреагировал прокурор. – Садись, рассказывай.
– Во-первых, – начал следователь, присаживаясь за стол, – комитетчика заинтересовал один документ. Когда он познакомился с протоколом осмотра вещественных доказательств, изъятых с места преступления, обратил мое внимание на справку на имя начальника хозотдела нашей прокуратуры, где я прошу того принять на хранение вещественные доказательства по делу Ширяевой. А именно – книгу в твердом переплете. "Групповую психотерапию" я держал в сейфе, а на хранение сдал "Янки из Коннектикута при дворе короля Артура" Марка Твена – на всякий случай. Ведь в справке я не указал название.
Волков кивнул: вот так порой пропадают из надежно охраняемых помещений вещдоки. Один раз сдали на хранение десятилитровую бутыль спирта...
– Он попросил книгу? – спросил прокурор.
– Что удивительно – нет.
– Фотографии с места происшествия смотрел?
– Да. Валентина вышла на них как... мертвая. Жуть. Я до сих пор, глядя на них...
– Не отвлекайся, Василий Дмитриевич. Что еще интересовало эфэсбэшника?
– По большому счету, его интересовал разговор по душам. Поговорили, – кивнул Маргелов, – как говорится, без протокола. Я сказал ему, что по дружбе помогал Ширяевой в ее собственном расследовании, признал тот факт, что убийство судьи для меня очевидно. Что бы он ни доложил начальству, к делу все равно не придерешься. Что будем делать дальше, шеф? Мы вытянули на себя стаю волков.
– Здесь я вижу обоюдный интерес, – сказал Волков после непродолжительного раздумья. – Именно потому, что материалами дела заинтересовалась ФСБ. Для чего они копаются – не хочу никого обидеть – в обычном криминале? А потому, мне кажется, что эта история имеет продолжение, и ниточка тянется в органы госбезопасности. В общем-то, я понял, им выгодно, если мы закроем дело судьи с определением "самоубийство". В противном случае тебя заставили бы отчитаться по каждому протоколу. А так с тобой просто поговорили, удостоверились – заметь: удостоверились – в убийстве Ширяевой.