— Я торчал в Чечне, когда убили брата. Мне дали трое суток без учета времени в дороге. Из Ханкалы я на военном транспорте прилетел в Чкаловский. На аэродроме меня встречал «уазик» из районного военкомата. Домой приехал в полдень, а на три был назначен вынос. В этот же вечер переговорил с друзьями Пашки. Сказал: «Убью, суки, если то-то утаите от меня». Я и до армии знал, что Пашка крутится среди нацболов, домой газеты таскал — «Лимонку», «Для русских людей», еще какие-то не помню. Путина цитировал, засранец: «Нам не нужно 300 тысяч казаков, нам надо 300 казаков, умеющих петь и плясать». Короче, недоволен был президентом. Сказать, что он заразил меня своими идеями, — нельзя. Я и сам понимал, что Россия — проходной двор, что каждый день начинается с приветствия: «Аллах акбар, россияне!» Потом гремит «салют». Я точно знаю, что Пашка не принимал участия ни в каких погромах. Хотя видел у него и заточку, и арматуру. И одевался он соответственно: в высокие сапоги на шнуровке, кожанку, брит был наголо. Я его предупредил: лишканешь — лично башку сверну. Он заверил: это — для души. Я снова предупредил: «Душу вытрясу!» В общем, его дружки рассказали мне все. Рядом с нашим домом (на 2-й Бородинской) был магазин, которым владел чеченец Сулейман. Каждый вечер он приезжал в магазин на своем «мерсе». И Пашка с друзьями однажды купили на рынке пару свиных ушей и приляпали их на зеркала заднего вида сулеймановского «Мерседеса». В первую очередь чеченец продал оскверненную тачку, потом нашел одного из «налетчиков» — камера слежения у магазина ему в этом помогла. Отследили, короче, двух пацанов, привезли на заброшенную стройку. Пашкиного друга и пальцем не тронули, а самого Пашку казнили. Сначала уши ему отрезали. Потом надрезали задний проход, затолкали туда уши и утрамбовали стеклянной бутылкой. Бутылку вперед горлышком засунули — до конца. Потом раскололи донышко. Даже не связали его.
Он не мог сделать ни одного движения — осколки резали его изнутри. Он умер от боли и потери крови. А Пашкиного друга предупредили: вякнешь, мол, и тебя ждет то же самое. Тот и засунул язык в жопу. Менты до сих пор не знают, кто Пашку порешил и за что. У меня в заначке осталось тридцать «штук» баксов. Я взял «косарь», хранил его все то время, что находился в Чечне. А когда нашу роту вернули в расположение части, я скинул начштабу бабки, и он сделал отпуск двум парням из нашей роты, а меня «положил» в госпиталь. Потому что второго отпуска подряд сделать не мог, вдобавок у меня через два месяца был дембель. Я же не мог ждать и двух недель. Разумеется, начальник штаба был не при делах. Просто я сказал, что очень надо. Поначалу он «кисляк смастерил», потом стал смотреть на вещи просто. В госпитале у него были мощные прихваты, поэтому насчет алиби я не беспокоился. Короче, я переоделся в гражданку и мотнул из Астрахани домой. В первую очередь я узнал, что Сулейман по-прежнему приезжает в свою лавку по вечерам. Я снова полез в закрома и пошел за «железом». Купил на Тушинском рынке финскую снайперскую винтовку «Sako», модель «TRG-21» калибра 7,62 за шесть «штук». Я и до армии держал такую в руках, а одну точно такую «железку» однажды мы изъяли из схрона. Ударно-спусковой механизм регулируемый, ударник и затвор в закрытой позиции, приклад корректируемый, оптика, сошки. Хорошая «хлопушка». Хрен разберешь, может, и перебашлял, во всяком случае, торговаться не стал. В «Московском» универмаге присмотрел хорошее «лезвие» за две с половиной тысячи «деревянных» — под финку и с небольшим упором. Дома доработал клинок: наточил так, что бриться можно было. Смастерил ножны Пару дней искали место для снайпера. Нашли на чердаке. Там же и спрятали до поры до времени винтовку. Потом я поставил какого-то лоха у Трех вокзалов — угнал у него жигулевский «концепт»: «шаху» белого цвета. Другой мой приятель «прикатал» тачку за пару дней. На пятые сутки все было готово. Я стоял за углом дома — с той стороны, где камера наружного наблюдения не работала: на ней все это время не горела красная лампочка. Когда подъехал «мерс» Сулеймана, я пошел навстречу. Когда до чеченца оставалось пять или шесть шагов, снайпер снял телохранителя. Стрелял без «глуша-ка», выстрел был громким. Только Сулейман почему-то не отреагировал на него. Снайпер положил в грудь охраннику вторую пулю. А я уже был рядом с палачом. Сказал ему, кто я и зачем здесь. Чтобы он, сука, знал, кто и за что его насадил. Я не стал смотреть, как он корчится. Знал твердо одно: после такого удара шансов выжить — ноль целых и хрен десятых. На «шахе» объехали квартал и подобрали снайпера. В часть возвращались через Астрахань. Я «выписался» из госпиталя. Получилось так, что вернулись с пацанами на сутки раньше срока. Я снова подмазал начштаба: привез ему трехлитровую банку маринованных опят, литр водки, сунул пару сотен. Он предложил мне выпить с ним, я отказался: мент он в моем понятии. Я все еще был на взводе, когда Юсуп Валидов начал наезжать на меня. Я стоял помощником дежурного по роте, а этот урод — дневальным. Я велел ему затянуть потуже ремень — не «дед», мол, не борзей. Оказалось, что ему все можно. Вообще ранг у таких на репе выбит, русских за быдло считают. Слово за слово, хреном по столу, он схватился за штык-нож. А во мне спецназовский автомат сработал: пускать нож в ход, абсолютно не задумываясь. Это у разведчика внутри сидит. Короче, я отработал по всем принципам: скорость, точность поражения и простота. Не мог подумать о том, что повторяю удар, которым расквитался с Сулейманом. Вот, наверное, и все.
В купе спецвагона надолго воцарилась тишина. Артемов не мог себе сказать, что его задела "история морпеха Ильина. Больше тронул его этот обезличенный голос. Голос человека, который не раскаивается, не хочет раскаиваться в содеянном. В таком спокойствии отсутствовала и жалость к себе. Смирился ли он? Глядя на бывшего спецназовца, этого не скажешь. Может, принял как должное? Вряд ли ответишь. Да и незачем, наверное.
Артемов задумался вот над чем: сильный ли человек Николай Ильин? И другой вопрос: мстительный ли он? Отчего-то засело в голове полковника определение: поквитался. Именно так: поквитался, а не отомстил! Но отчего? В чем разница? Артемов невесело ухмыльнулся, придя к странному выводу: если бы морпех отрезал у Сулеймана уши и затолкал их ему в задницу, то стал бы мстительным. Николай просто отдал должное. Можно сказать, по-русски. И хватит об этом.
Что ему можно обещать, Артемов пока не знал. Не знал и другого: стоит ли помогать Ильину? Хотя нет, вопрос нужно поставить немного в другой форме: захочет ли морпех принять помощь? В какой-то степени «обнародование» этого дела принесет бывшему спецназовцу большую уверенность, он обретет наконец-то душевное равновесие. Но все же цену придется платить немалую: к уже имеющимся восьми годам колонии прибавится минимум еще столько же. Короче, не разберешь, что лучше: ужасный конец или ужас без конца.
Скрупулезная помощница Артемова, готовя в дорогу документы, подшила к делу и справку о воинской должности Николая Ильина. По непонятной причине (скорее, затягивая паузу) полковник не просто пробежал ее глазами, а вчитался в каждое сухое казенное слово:
* * *
СПРАВКА
Николай Сергеевич Ильин (позывной — «Чила»), 1979 года рождения.
Военно-учетная специальность — стрелковые и разведывательные специальности.