Итак, что дальше? Бездействовать? Тупо ждать? Что означало — не убегать и догонять, а стоять на месте. Даже больше: оставаться в стороне... но с риском для жизни. Любое действие, отмеченное группой прикрытия террористов, могло привести к необратимым последствиям. Перед Артемовым открылся во всей необъятной красе «горизонт событий», при переходе через который возврата уже нет ни при каких условиях. Как бы не шагнуть за него...
Идеальный вариант — дождаться ночи и под ее покровом покинуть это место. Кому-нибудь. Не факт, что тому, кто помоложе и полегче, а тому, кто сможет четко объяснить, что происходит на самом деле и что произойдет дальше. А если террористы не намерены тянуть до ночи?.. На них, полагал Артемов, два комплекта маскировки. В захваченном зале вокзала они в черном и скрывают лица, а покинув его, засветят и лица, и погоны Российской армии. Ведь этот чертов вагон со спортсменами рано или поздно отправят по назначению. Хотя не факт: без помощи кого-то из администрации вокзала такая многоходовая операция попросту неосуществима. Спортсмены из группы поддержки ждут, походя убирают тех, кто стал на их пути, вычищают. Вынужденно. Поскольку основная их задача — обеспечивать нормальную работу основных сил диверсионного подразделения.
Нет, до ночи ждать нельзя. А кто в светлое время суток сумеет выбраться на открытый простор незамеченным? Кто из пятнадцати? Теперь вагон с осужденными стал для террористов и бельмом на глазу, и объектом повышенного внимания. Теперь они глаз с него не спустят.
Другой момент. Если у них есть надежная связь с администрацией вокзала, то, возможно, «соринку» уберут, чтобы она не мешала; подъедет локомотив и оттащит подальше. Но тут же встает другой вопрос-восклицание: это после того, как на глазах, возможно, конвойных и осужденных произошло ЧП?!
Незапланированное, но вынужденное убийство офицера милиции?!
Хорошо, что террористы не знают, что в «Столыпине» находится полковник Главного разведывательного управления, расслабился Артемов, «прибавляя в весе». Не то что «прессанут», словами Ильина, а порвут на несколько маленьких младших лейтенантов.
Артемов не случайно оперировал цифрой 15. Цифра «семь» — ровно столько было конвойных вместе с командиром — его не устраивала. Сам полковник принял решение, и по большому счету его не интересовало мнение лейтенанта. Во-первых, удвоить число бойцов — жизненно важная мера. К тому же Артемов заглянул в самое мрачное продолжение, в continuum, где вслед за конвоирами террористы расстреливают тех, кто находится за зарешеченными дверями. Как зверей в зоопарке, которые лишены выбора. Для спецназовцев же такая смерть была неприемлема и позорна. Решение полковника было смелым и попросту человечным: дать умереть с оружием в руках. Как викингам. Другая, менее «человечная» сторона вопроса: если кто и способен дать отпор, так это не солдаты, хорошо обученные конвойной службе и знающие ее назубок, а настоящие спецназовцы.
Андрей Кабаев выслушал Тауса Мурдалова и с минуту молчал. Собственно, это был второй доклад бойца 6-го отделения, в первом случае он рапортовал о ликвидации лейтенанта милиции. Андрей едва сдержался, чтобы не высказаться в духе обращения к военному коменданту, которого наглухо прикрутили деньгами и деньгами же шантажировали: «По шарам не получишь, головы лишишься». Кабаев нашел более радикальный подход.
— Если что, объясняться будешь с Кемалем, — почти равнодушно сказал он Таусу.
Мурдалов послушно наклонил голову. Или медленно кивнул, не разберешь.
— Сколько конвоиров охраняют заключенных? — спросил лейтенант. Из окна вагон был виден полностью. Любой, кто выйдет из него или подойдет, окажется в зоне видимости. Сейчас внимание всей группы было сосредоточено на нем. На время даже забыли о ключевой головной боли — отсутствии связи с основной группой. Кемаль, наверное, вскоре начнет резать заложников от нетерпения; хоть и знал, что рации молчали, но считал эту проблему временной. Хорошо, что есть иной способ общения и Кемаль в курсе проблем. Но радиосвязь всегда носит определение «оперативная», что означает «экстренная».
И все же один раз Андрею удалось переговорить с Кемалем. Он просто подошел к группе милиционеров, стоявших метрах в семидесяти от вагона, и спросил, есть ли здесь связь. И стоя рядом с ними, открыто поздоровался с террористом: «Привет. Как слышишь? Только сейчас сумел связаться с тобой. Рядом с вагоном — глухо как в танке».
Он едва успел закончить разговор, как его поторопили милиционеры:
— Давай, литер, вали отсюда. А то нам по голове настучат. Сидите в вагоне и не высовывайтесь. Ясно же было сказано.
Больше рисковать Андрей не хотел. Но рискнул младший товарищ.
— Ты уверен, что караул не видел твоих выкрутасов? — спросил он у Мурдалова.
— Да, уверен, — твердо ответил Таус. Твердо — даже настырно, упрямо, с верой в свою непогрешимость, перевел Андрей. Мурдалов — хороший воин, сейчас же его убежденность базировалась на оглушительном успехе, который ждет диверсионную группу Андрея Кабаева. Вера не дает понизить голос хотя бы на полтона.
Лейтенант подозвал командира 6-го отделения Юсупа Каламанова.
— Готовься пообщаться с Кемалем, — распорядился Кабаев. — С тобой пойдут два человека: Таус и Абувалид. Спросишь у Кемаля, что нам делать с конвоем. Если военный комендант и начальник вокзала живы, пусть что-то делают. Передай слово в слово, понял?
— Да, — ответил Каламанов.
Сейчас вся команда Кабаева расположилась справа по ходу вагона. В каждом окне виднелось по две головы. Со стороны кажется, что вагон забит солдатами до отказа. Был один момент в самом начале, когда пришлось экстренно пересаживаться на другую сторону: там прошел наряд милиции. Милиционеры, глянув в окна, отметили то же самое: полный вагон солдат. Для них он и был полон, поскольку такой информацией их снабдили сразу из двух мест: сначала начальник вокзала и военный комендант, а потом непосредственно из штаба по освобождению заложников. Там ее приняли к сведению, не более того.
Оба проводника давно покинули вагон, заперев служебные помещения. Информация, прокатившаяся по громкой связи («близлежащие здания могут быть заминированы»), придала им скорости.
Под шинелями трех боевиков скрывалась черная штурмовая униформа, австрийские пистолеты-пулеметы, российские «багиры» и «Макаровы». В карманах — стандартные шерстяные шапочки, раскатывающиеся в маски и с прорезями для глаз и рта. Застегнув шинели наглухо, террористы покинули вагон и направилась к зданию. Как обычно. В туалет.
14.20
Ни один из спецназовцев, находящихся в этом вагоне, не знал, о чем договорились полковник военной разведки Артемов и лейтенант Родкевич. Офицеры решали судьбу осужденных, не спрашивая на то их согласия. Однако наверняка знали, что никто не откажется. Может, дело в набившей оскомину фразе: «Такой шанс выпадает лишь раз в жизни»? Только для кого-то с широченной идиотской улыбкой: ничего себе шанс! Но называлось это именно так. Шанс не проявить себя, не смыть грехи кровью, а шанс спасти людей. Точнее — помочь спасти. Сделать ту работу, которая на данный момент была по плечу только им.