Я пощелкала пультом. «Знаешь что, — сказала я сама себе. — Подобные дни требуют двойной разрядки». И позвонила в «Мими», чтобы повторить заказ на пиццу. Некоторые, занимаясь йогой, погружаются в нирвану, другие спешат к психоаналитику. Когда жизнь бьет ключом и, как правило, по голове, я предпочитаю справляться с невзгодами, поедая пиццу «Пепперони».
Разумеется, я переживала из-за ухода Джексона на пенсию не только потому, что теряла возможность ежедневно видеться с ним. Помимо душевных переживаний существовали и вполне конкретные практические опасения, связанные с работой. Джексон стоял за меня горой и бессчетное число раз ломал из-за меня копья: убеждал нашего главу Гордона Хауса обратить внимание хоть на какие-то из моих предложений, которые я периодически подавала тому на стол; боролся, чтобы меня поощрили за прекрасную работу; торговался с кадровиками и бухгалтерами ради незначительных, но весьма существенных для меня прибавок к жалованью. И как же теперь его уход повлияет на перспективы моего роста в «Пи энд Пи»? Моя должность литредактора оставалась за мной, или так по крайней мере на тот момент меня заверяли, но не было никаких сомнений, что утрата столь мощного союзника и защитника, как Джексон, замедлит траекторию моей карьеры. Мысль не слишком обнадеживающая, если учесть, что мне потребовалось целых пять лет, чтобы подняться по служебной лестнице от младшего редактора до простого, но и этот срок в нашем издательстве считался на редкость коротким.
Я прикурила восьмую сигарету за вечер и попробовала сфокусироваться на Кифере, но это оказалось ужасно трудно… Мои мысли возвращались к сложившейся в издательстве ситуации. Дело в том, что у меня уже накопился тягостный опыт общения с мистером Хаусом, мне с трудом удавалось уговорить его одобрить мой выбор и финансово поддержать книги тех авторов, которых предлагала я. Как можно было рассчитывать на продвижение по службе, если мне не давали возможности доказать свое умение совершать сделки, способные принести издательству прибыль, и хорошо редактировать?
Нас таких было много — и младших, и просто редакторов, кто попадал в ловушку. Столько талантливых старших редакторов претендовали на внимание и бюджет Гордона Хауса! Будучи юниором, казалось почти невозможным прорываться к стартовой черте маститых спортсменов — даже с помощью Джексона, который расчищал мне путь.
За прошедшие несколько месяцев я только и делала, что смотрела, как многообещающие книги выскальзывали из моих рук лишь потому, что я вовремя не получала ответ от Гордона. Я не могла обвинять его в том, что он специально создавал мне препоны. В общем-то он был неплохим, полным благих намерений малым, который, бесспорно, сам работал в полную силу и старался уделить внимание каждому.
Однако все было тщетно. Я жаждала большего. Я занялась этим делом, поскольку меня тянуло к концептуальной, совместной творческой работе с настоящими авторами, и меня не устраивало переписывать книги графоманов или перепечатывать на компьютере отредактированные кем-то рукописи…
Таково было состояние моих дел за год до дня моей свадьбы: никаких романтичных перспектив ни в личной жизни, ни в карьере, которая, похоже, увязла в колее, размером приблизительно с Большой Каньон.
* * *
Я как раз занялась поглощением второй пиццы, когда зазвонил телефон. Беатрис спрашивала, не составлю ли я ей компанию на открытии какой-то очередной новой художественной галереи.
«Никаких шансов», — подумала я, приходя к выводу, что могла даже произнести это вслух. Мне нетрудно было представить, какого рода вечеринка предполагалась. Море смеющихся, «перспективных» и попутно жадно глотающих дармовое шампанское, флиртующих, позерствующих тусовщиков, потративших полдня на выбор экипировки на вечер. Мужчины с прилизанными волосами, которые сканируют помещение, пока ты отвечаешь на их вопросы. Манерные и старомодно церемонные молодые люди с нелепыми англосаксонскими именами первых поселенцев и их платиново-блондинистые подруги. Уверенные в собственной значимости выскочки третьесортного происхождения. Вспышки фотоаппаратов скандальных папарацци. Светская болтовня ни о чем — единственное, что признавалось, и даже наиболее яркие личности тускнели, проводя слишком много времени в этом дешевом круговороте. Все делали вид, будто им весело, и улыбались, скаля отбеленные зубы в камеры телевизионщиков.
Я была цинична, не спорю. Но так же и изрядно информированна. Целых пять лет я была статистом на этих подмостках, главным образом из-за Би, которая, будучи дизайнером интерьеров, использовала подобные мероприятия для расширения базы своей клиентуры, и я твердо знала, чего можно ожидать от ее приглашения.
Например, недавно она затащила меня на прием в «Сохо хауз» в честь многообещающей молодой писательницы, только что опубликовавшей свой первый сборник рассказов. Я наблюдала, как рой тусовочных девиц «высший сорт», все с ног до головы в белом (новый сезон предполагал серый цвет, в то время как в прошлом сезоне все были без ума от черного), изображали заинтересованность у каких-то книжных полок. Светский фотограф Патрик Макмуллан, эта навозная муха, кружил поблизости. Девицы притворялись, будто не замечают огромного фотоаппарата, свисавшего с его шеи. И тут Патрик начал щелкать затвором. Одна из девиц, экс-модель, наугад сняла книгу с полки и сделала вид, будто читает. Ее примеру последовала другая. И тут они все как одна придали лицам выражение академической серьезности, листая страницы, пытаясь постигнуть некую философскую мысль. Слегка нахмуренные брови на их пустых кукольных лицах являли собой карикатуру на глубину академической мысли в пик интенсивности таковой. Патрику же это понравилось. И хотя одна из девиц-читательниц держала книгу вверх ногами, никого, похоже, это не обеспокоило. Вполне безобидная фотосессия, но при чем здесь книги? Я поставила свой бокал и сбежала прочь из этого паноптикума.
И вот — новое приглашение от Би на очередную тусовку. Но нет, только не этим вечером! Мысли мои крутились вокруг издательства, ухода Мэйвиля, да к тому же я все еще пребывала в подавленном состоянии из-за Джеймса. (Кто из нас втайне не смакует разрыв, или, как минимум, невинную свободу, и наше право выкурить чересчур много сигарет, поедать ковшами мороженое, не покидать своего убежища на кушетке, или на любое другое, подходящее случаю клише, которые предоставляет подобный разрыв?) Я не собиралась прерывать это состояние столь быстро.
Я объяснила Би, что моя пижама не в настроении расставаться со мной, да и пицца — тоже, но подруга продолжала настаивать, даже начала меня упрашивать.
Я никак не поддавалась на уговоры. Но она все не унималась:
— Интересно, а как там сейчас Джеймс? Ты уверена, что он тоже валяется на своей кушетке в мрачнейшем настроении?
— Встретимся через час, — вздохнула я и нехотя поднялась.
Надо отдать ей должное — Би хорошо сыграла свою партию. Мы обе прекрасно знали, можно было даже держать пари, что Джеймс в этот момент болтал с какой-нибудь цыпочкой из малоизвестной рок-группы, которая висла на нем, пользуясь моментом. Его слабость к подобному типажу как раз и послужила фактором ускорения того, что нам пришлось расстаться.