– Это было первое блюдо, которое вы увидели сразу, а впереди десерт, и вы будете его ждать с нетерпением.
Нико мысленно перекрестился и чуть слышно прошептал:
– Дураков на свете мало, но они так расставлены, что на них постоянно натыкаешься.
И заиграл Каприччо номер 9 ми мажор.
В наблюдениях за домом Мамбо прошла неделя. И началась она с привычного ворчания Каталы:
– Я думал, адвокатишка будет нам помогать. Переоденется, и мы толпой цвета хаки…
– Тихо, – прервал его Живнов.
Последнее время он стал замечать за собой странность. Он плохо воспринимал окружающее под болтовню. «Что это, нервы?» – подумал он. Он потерял способность «управлять звуковыми дорожками»: слышать фон и не обращать внимание на голоса, или наоборот. Вот сейчас несдержанность Каталина мешала ему, отвлекала от наблюдения.
Он еще раз предупредил его:
– Помолчи, ладно?
– Как скажешь.
«Я убью его!»
Место, где содержали девочку, было идеальным для рекогносцировки и, как со временем убедился Живнов, для конкретной работы. Почему девочку держат в доме жрицы? Напрашивался термин «карантин». В компании всего одного человека она быстрее освоится на незнакомой земле. Полная изоляция сменится частичной. И в этом месте мысли Живнова вдруг потекли в ином направлении. Что, если, подумал он, Ибрагим отверг внучку? Не родная она ему, что ли? Скорее наполовину чужая.
Он был близок к истине, но прекратил ломать голову, полагая, что и шаблона, который он вырезал, вполне достаточно для общей картины.
– Надо дождаться стабильности, – сказал Живнов, когда они покинули точку наблюдения. – Два-три дня нам погоды не сделают.
И вот пролетела неделя. С одной стороны – мало, с другой – много. А в сложившейся ситуации – впритык. Сегодня утром Николаев принял звонок от Вивьен; она назвала точную дату вылета миссии. Точнее, подтвердила.
Он убрал телефон в чехол и, выдержав паузу, сказал:
– Все, парни, отсчет пошел на минуты. Вылет миссии утвержден. У нас ровно сорок восемь часов. К столу, – официально пригласил помощников адвокат.
Живнов и Каталин переглянулись, словно не верили словам Николаева, что этот час когда-нибудь наступит.
– Что делать за столом? – чуть слышно пробормотал Каталин. – Чертить карты? Я с закрытыми глазами проложу маршрут от Фумбана до Нджамены. – Он сел за стол, бросил недружелюбный взгляд на командира: – Сейчас ты скажешь, что нас будут искать на дорогах, которые ведут в Яунде и Дуалу. Мол, поиски распространятся на юг и юго-запад, так как мы будем уходить в северном направлении. И никто, подчеркнешь ты, ни одна падла не рискнет предположить, что мы подадимся в Нджамену, в соседнее государство. Нам плюхать восемьсот километров. По сравнению с этим расстоянием дорога в Яунде покажется пешей прогулкой.
– Ты свободное от работы время за городом проводишь? – спросил адвокат, подтачивая карандаш бритвенным лезвием.
– Чего?
– Так ты свободное время проводишь за городом?
– Ну да. Я в деревне дом купил. Если свободное время зимой – я еду туда зимой. Если летом – еду летом. Все просто. А что?
– Расскажи о своем доме. Чем ты занимаешься в саду, если, конечно, у тебя сад есть.
– Как не быть. Я цветы люблю. Особенно – георгины. У меня их много в саду, кустов двадцать, наверное. Осенью выкапываю клубни и – в погреб, там они до весны лежат. Из «мелочи» нравится ночка. Когда все цветы закрываются на ночь, ночка распускается. У нас там вечные туманы, в Лондоне таких нет, – увлекся рассказом Катала. – Воздух плотный, холодный, аромат цветов разносится на всю округу. А когда тюльпаны расцветают, тут и надо рассаживать астру. Ну а все свободное место занимает «невестка» – белая, потому что есть розовые, бордовые разновидности. А из дома выйдешь – сразу цветы полевые. Каких только нет. Трудно словами описать. Это видеть надо.
– Значит, ты успокоился?
– В каком смысле?
– Продолжим совещание. Итак, что мы имеем на этот момент. Неполные данные будем считать полными, нерешенные проблемы – решенными, иначе с места не сдвинемся. Наша операция вошла в фазу, когда не стоит спрашивать «зачем». Либо мы сделаем работу, либо сгинем. – Николаев отметил время. – Через ровно два часа Мамбо вернется из города.
– Мы не знаем, ушла она или нет.
– Мы работаем по правилам, которые вступили в силу и о которых я уже сказал. Хочу еще раз напомнить: работаем чисто. Никаких трупов и, по возможности, серьезных увечий. В случае если нас арестуют, обвинения будут значительно меньше, а приговор мягче.
– Ты прямо как в художественном фильме говоришь, – не удержался от реплики Катала.
По прошествии часа пара – Живнов и Каталин – убедилась, что командир был прав: Мамбо вернулась из города на час раньше, чем обычно. Живнов доложил ему по телефону, не называя имен.
– Она пришла. Не одна – с долговязым. Крепыш свалил минуту назад.
Нико принял звонок, сидя на водительском кресле «Мерседеса». В панорамное зеркало он видел Мэрион, по лицу которой нельзя было сказать, что она нервничает. Ему все время казалось, что она улыбается. Тому способствовали симпатичные ямочки на ее щеках и ее живые глаза. Если бы роль папаши досталась Живнову или Каталину, адвокат не упустил бы случая и спросил о настроении, настрое, самочувствии, достал бы, одним словом, и не смог бы ответить на вопрос, почему он напрягает бойцов.
Мэрион перехватила его взгляд и неожиданно для Нико спросила:
– Как они?
Пожалуй, этим вопросом она по-настоящему, на равных правах влилась в команду.
Адвокат ответил и ей, и Живнову, который оставался на связи:
– Начинаем. Пошли.
Катала и Жевун короткими перебежками приблизились к дому Мамбо. Живнов глянул на холм, который объезжали редкие машины. Ему он еще давно показался курганом, который не снесли по причине его культурной ценности. Вот-вот из-за него появится машина Нико, крепость на колесах, по сути, и ей предстояло проехать восемьсот километров. «Афера», – чуть слышно сорвалось с губ Живнова. Еще ни разу ему не приходилось пускаться в столь изощренную аферу.
На бумаге, за столом, предприятие выгорало. Если «руководитель проекта» и рисовал овраги, то они казались неглубокими.
Афера.
Он будто фыркнул. И замаскировал мимолетную слабость, поторопив товарища:
– Пошли!
Они выбрали оптимальный вариант проникновения в жилую половину Мамбо – через храм, «гадюшник», как называл его Каталин. А вот сейчас добавил: «Отстойник». Он походил на комика: прежде чем войти в культовый храм, осенил себя крестным знамением и отвесил поклон. А сзади уже напирал Живнов: