– Да, этот вопрос меня интересует, – ответил Иванов, – если речь не идет о подделках.
– Сергей, – ответил Радзянский, – я не имею дело с людьми со скромно меблированной головой. Подтверждение тому – мой звонок.
Иванов отчетливо представил себе толстого еврея с печальными глазками, полные губы которого кривятся в кислой ухмылке. Относительно национальности он ошибся ровно на пятьдесят процентов.
Их встреча состоялась в небольшом престижном ресторане в центре столицы. Радзянский принес около сотни цветных снимков, запечатлевших ювелирные изделия некрополя. С их помощью два или три года назад он намеревался выйти на очередного клиента, но они не понадобились. Сейчас он был не совсем уверен, что все они незнакомы Иванову. Действительно, большинство из них Иванов видел в журналах «Арс Буддика», остальные предстали его глазам впервые. В течение последних трех лет он тщетно пытался выйти на сами изделия, которые приобрел бы с удовольствием. Ради этого ему однажды пришлось выехать в Германию, где один антиквар продавал подвески, якобы принадлежащие бактрийской царице, однако информация оказалась ложной.
Иванов перекладывал снимки, комментируя:
– Это я видел... Это тоже... А вот это... Прекрасная вещь! – с видом знатока восклицал он.
Радзянский объяснил, что он лишь посредник, но именно через него, если Иванов захочет приобрести что-то, и состоится сделка.
– Так... позвольте... – Иванов отложил один снимок в сторону. Его взгляд стал настороженным. – Кажется, милейший, я вам сообщил по телефону, что не интересуюсь подделками. А вы, насколько я понял, предлагаете мне купить вот эту вещь Кандинского, так?
– Абсолютно верно, – сказал Радзянский, не без основания полагавший, что именно такой будет реакция его собеседника, когда в числе прочих он увидит снимок, сделанный Арабом накануне с работы Кандинского, некогда принадлежавшей Борису Левину. Его уверенность основывалась на пристрастиях Иванова именно к этому художнику. Бизнесмен наперечет знал, у кого и что именно, сотворенное рукой этого мастера, есть в столице.
– Вы действительно полагаете, что эта картина продается? – Не дожидаясь ответа, Иванов набрал на мобильном телефоне номер своего давнего знакомого, который однажды проявил удивительную смекалку, проштамповав свою картину. Этот штамп и росчерк бизнесмена до сих пор стояли на готовом к продаже полотне. – Слава, Иванов тебя отвлекает от дел. Слышал, что ты продаешь «Треугольник» Кандинского... Нет, я не думаю, что твою «башню» развернуло... Да... Нет... Если надумаешь продавать, звони. Вот так, – убирая телефон, усмехнулся Иванов. – Я имею все основания полагать: все, что вы мне предлагаете, – подделки.
– Хочу вас предупредить, – спокойным голосом произнес Лев, – человек, которому вы только что звонили, не имеет ни малейшего представления, что однажды его крупно кинули. И если он все-таки захочет продать вам картину, не соглашайтесь, поскольку он предложит вам копию.
– Я знаю, что у него есть копия.
– Но вы не знаете, что у него две копии. Когда он отдал в «Реставратор» оригинал, ему вернули две копии. Это было в апреле 1995 года. А оригинал ушел к одному человеку. Чей интерес – отчасти – я и представляю.
У Радзянского не было возможности сделать в короткий срок заказ на изготовление какого бы то ни было изделия из захоронений бактрийских царей, он делал упор именно на картину, рассчитывая, что именно она подогреет Иванова, и не ошибся. Все-таки Иванов должен был представлять себе, что золотые изделия, за которыми он долго и упорно гонялся, – журавль в небе, поскольку почти все они находятся в частных коллекциях. А в Кабульском национальном музее, который был основательно разрушен в 1993 году, остались только чудом уцелевшие письмена да каменные скульптуры.
Сейчас Иванов должен был думать об одном – о том, что его собеседник обладает уникальной информацией, которая позволит ему приобрести вожделенную картину, а заодно посмеяться над незадачливым коллекционером.
– Доказательством может служить только одно, – после довольно продолжительной паузы сказал бизнесмен, – это экспертиза картины.
– Естественно, – кивнул Радзянский. – Интересуют подробности, как кинули вашего знакомого?
Без упоминания имен подробный рассказ Радзянского занял около пяти минут. Интуитивно Иванов почувствовал, что его собеседник говорит правду.
Контакт с клиентом был налажен, а это означало, что свою работу Радзянский выполнил процентов на десять. Лев пошел на прямой контакт только потому, что только он позволял сократить сроки до минимума. Очень рискованно, но иного пути он не видел.
Временно Радзянский ушел от ответа на вопрос, кто порекомендовал ему Иванова; он также не представился, объяснив, что это лишнее.
Вообще у Иванова сложилось благоприятное впечатление об этом человеке, который отлично разбирался в предметах старины, был знаком с работами Василия Кандинского и Пиросмани, некогда купившего «миллион алых роз» и умершего в нищете, назвал несколько знакомых Иванову имен богатых коллекционеров предметов искусства, высказался относительно ошибочной идеи ортодоксальной египтологии и так далее. Он был грамотен, начитан. Умен – Иванов подвел черту под краткой, но емкой характеристикой Льва Радзянского.
Однако настораживал тот факт, что Радзянский так и не представился, а иметь дело с человеком, не зная о нем ничего, было не в правилах бизнесмена. Поэтому он повторил вопрос:
– Так кто вас мне порекомендовал, любезный?
Лев предполагал, что Иванов настоит, у него был приготовлен ответ, поскольку в обширной компании бизнесмена был человек, на которого он мог сослаться.
– Вы знаете Валентина Руденко?
– Знаю ли я Валентина! – рассмеялся Иванов. – Так, значит, это он отрядил вас ко мне?
– Не совсем так, Сергей Юрьевич.
Делая вынужденную паузу, Радзянский еще и еще раз вглядывался в черты лица Иванова, а в голове рождался очередной план. Очередной. Так же, как и потенциальных покойников, их было слишком много, они рождались как мыльные пузыри и, сверкнув радужной оболочкой, лопались.
Иванов часто применял в разговоре уменьшительные и ласкательные слова, его голос был всегда доброжелательным, оттого немного медлительным. Он старался говорить с выражением, но дальше восходящих и затухающих по силе звуков дело не доходило – выразительность сказанных им фраз едва прослушивалась. Вообще речь Иванова как две капли воды походила на манеру разговора ведущего программы «Сегоднячко» Льва Новоженова. Но в отличие от последнего Иванов был тучным, его лицо сыто лоснилось, заплывшие жиром, с хитрым прищуром, как у старого лиса, глаза едва просматривались за толстыми стеклами очков.
Радзянский неплохо разбирался в одежде. Он отметил, что светлый с переливом английский костюм Иванова можно обменять на новые «Жигули». Хотя непосвященному он показался бы обычным, сшитым в Турции или Китае. Полосатая сорочка выглядела стерильно, но так же простовато. Просто, дорого... и со вкусом.