Он оглянулся на дом Скопика. Никаких следов возвращения Пая не было видно, и он начал подумывать, уж не случилось ли с мистифом какой-нибудь беды внутри. Он вернулся к крыльцу, поднялся по ступенькам и, чувствуя себя слегка виноватым, скользнул в дыру между досками. Свет звезд, однако, был лишен возможности с такой же легкостью проникнуть за ним, и он оказался в такой абсолютной темноте, что его пробрала дрожь, и на память ему пришел безмерный мрак ледяного собора. В тот раз мистиф был позади него, теперь он оказался впереди. Он помедлил несколько секунд у двери, пока его глаза не помогли ему сориентироваться в интерьере. Это был тесный дом с тесными комнатками, и где-то в глубине его звучал голос, едва ли не шепот, по направлению к которому он и двинулся, спотыкаясь во мраке. Уже через несколько шагов он понял, что этот голос, хриплый и испуганный, принадлежит не Паю. Может быть, Скопику, который до сих пор прячется в руинах?
Мерцание света, не ярче самой тусклой звезды, привело его к приоткрытой двери, за которой он увидел говорящего. Пай стоял в центре погруженной во мрак комнаты, спиной к Миляге. Повыше плеча мистифа Миляга увидел источник умирающего света: висящий в воздухе силуэт, похожий на паутину, сплетенную пауком, которого потянуло к занятиям портретной живописью, и вздымавшуюся от малейшего дуновения ветра. Однако движения его не были произвольными. Бесплотное лицо открывало рот и изрекало свою мудрость.
– ...Нигде так не испытывается, как в подобных катаклизмах. Мы должны признать это, мой друг... признать это и молиться... нет, лучше не молиться... я теперь сомневаюсь во всех богах, а особенно в местном. Если по детям хотя бы частично можно судить об Отце, то вряд ли Его можно назвать справедливым и добрым.
– По детям? – переспросил Миляга.
Дыхание, вместе с которым вылетело это слово, казалось, затрепетало в натянутых нитях. Лицо вытянулось, рот исказился.
Мистиф оглянулся и помотал головой, призывая незваного гостя к тишине. Скопик (а это послание, безусловно, принадлежало ему) снова заговорил.
– ...Поверь мне, мы знаем только сотую часть хитростей и уловок, которые скрываются за этим. Задолго до начала Примирения уже начали свою работу силы, направленные против него, – это мое глубочайшее убеждение. И вполне логично предположить, что эти силы до сих пор существуют. Они вершат свое дело в этом Доминионе и в том Доминионе, из которого ты прибыл. Их стратегия измеряется не десятилетиями, а столетиями – точно так же должны были действовать и мы. И они глубоко внедрили своих агентов. Не доверяй никому, Пай-о-па. Даже самому себе. Их заговор был составлен еще тогда, когда нас с тобой не было на свете. Вполне может получиться так, что любой из нас служит им тем или иным образом, даже и не подозревая об этом. Они придут за мной очень скоро, возможно, с пустынниками. Если я умру, ты будешь об этом знать. Если мне удастся убедить их в том, что я всего лишь безвредный чокнутый, они заберут меня в Колыбель и засадят в приют для умалишенных. Отыщи меня там, Пай-о-па. А если ты занят какими-нибудь более неотложными делами, то забудь меня; я не упрекну тебя за это. Но, друг мой, отправишься ли ты за мной или нет, в любом случае знай, что, когда я думаю о тебе, я по-прежнему улыбаюсь, а это редчайшее из удовольствий в наши дни.
Еще до окончания речи паутина постепенно стала терять силу, позволявшую ей удерживать сходство, черты размягчились, силуэт начал сворачиваться, и когда последнее слово послания прозвучало, он превратился в обычный мусор, которому оставалось только опуститься на пол. Мистиф присел на корточки и прикоснулся пальцами к безжизненным нитям.
– Скопик... – пробормотал он.
– О какой Колыбели он говорил?
– Колыбель Жерцемита. Так называется море в двух или трех днях пути отсюда.
– Ты был там?
– Нет. Это место ссылки. В Колыбели был остров, который использовался как тюрьма. В основном там содержались преступники, которые совершили чудовищные зверства, но были слишком опасны, для того чтобы их казнить.
– Не понимаю.
– Я тебе расскажу как-нибудь потом. Сейчас нам важно то, что, похоже, его переделали в сумасшедший дом. – Пай поднялся на ноги. – Бедняга Скопик. Он всегда испытывал ужас перед безумием...
– Мне это чувство знакомо, – заметил Миляга.
– ...а теперь они засадили его в сумасшедший дом.
– Стало быть, нам надо вызволить его оттуда, – сказал Миляга просто.
Он не мог разглядеть выражения лица Пая, но он увидел, как мистиф уткнул лицо в ладони, и услышал приглушенное рыдание.
– Эй... – мягко сказал Миляга, заключая Пая в свои объятия. – Мы отыщем его. Я знаю, что я не должен был приходить сюда и шпионить за тобой, но я просто подумал: вдруг с тобой что-нибудь случилось.
– Во всяком случае, ты хоть сам услышал его. Теперь ты знаешь, что это не ложь.
– С чего бы это мне думать, что это ложь?
– Потому что ты не доверяешь мне, – сказал Пай.
– Я думал, мы договорились, – сказал Миляга, – что мы вместе, – и это наша лучшая надежда на то, что мы останемся живыми и в здравом уме. Разве это не так?
– Да.
– Ну так давай не будем об этом забывать.
– Это может оказаться не так-то просто. Если подозрения Скопика верны, то любой из нас может работать на врага и не знать об этом.
– Под врагом ты имеешь в виду Автарха?
– Безусловно, он один из наших врагов. Но я полагаю, что он – всего лишь внешнее проявление более могущественных разрушительных сил. Имаджика больна, Миляга, от края и до края. Теперешний вид Л'Имби приводит меня в отчаяние.
– Знаешь, тебе надо было бы заставить меня поговорить с Тиком Ро. Он мог бы дать нам несколько подсказок.
– Я не имею права принуждать тебя к чему-нибудь. Кроме того, я не уверен, что он оказался бы мудрее Скопика.
– Может быть, когда мы сможем поговорить с ним, он будет знать еще больше.
– Будем на это надеяться.
– И тогда я не стану ерепениться и убегать прочь, как последний идиот.
– Если мы попадем на остров, тебе некуда будет убегать.
– Это точно. Стало быть, теперь нам нужно какое-нибудь транспортное средство.
– Что-нибудь не бросающееся в глаза.
– Что-нибудь быстрое.
– Что-нибудь, что легко уворовать.
– А ты знаешь, как добраться до Колыбели? – спросил Миляга.
– Нет, но, может быть, мне удастся порасспросить об этом, пока ты угонишь машину.
– Неплохой план. Да, кстати, Пай! Купи выпивки и сигарет, пока будешь этим заниматься, хорошо?
– Так ты еще и декадента собрался из меня сделать?
– Виноват. А я-то думал, это ты сбиваешь меня с пути истинного.