– Религия – удел верующих, – громко разглагольствовал Макганн. – Они возносят свои молитвы, не получают на них ответа, и их вера крепнет. В то время как магия... – Он запнулся, устремив свой пьяный взгляд на Маэстро в дверях. – Ага! Се человек! Скажи ему, Сартори. Объясни ему, что такое магия.
Роксборо сложил пальцы пирамидой, вершина которой оказалась как раз напротив его носа.
– Действительно, Маэстро, – сказал он. – Расскажи нам.
– С удовольствием, – сказал Миляга, принимая из рук Макганна налитый для него стакан вина, чтобы промочить горло перед сегодняшней порцией откровений. – Магия есть первая и последняя религия мира, – сказал он. – Она обладает силой, которая может подарить нам целостность. Открыть перед нами другие Доминионы и вернуть нас самим себе.
– Все это звучит очень красиво, – бесстрастно заметил Роксборо. – Но что это означает?
– Все абсолютно ясно, – запротестовал Макганн.
– Мне – нет.
– Это означает, что мы рождаемся на свет разъединенными, Роксборо, – сказал Маэстро. – Но мы жаждем воссоединения.
– Ты так считаешь?
– Да, я верю в это.
– А с какой это стати нам искать воссоединения с самими собой? – спросил Роксборо. – Ты мне это объясни. Я-то думал, что мы давно уже воссоединились вот за этим столом, и никто другой нам не нужен.
В тоне Роксборо слышалось раздраженное высокомерие, но Маэстро уже привык к подобным выпадам, и ответы были у него наготове.
– Все то, что не является нами, – это тоже мы, – сказал он. Подойдя к столу и поставив стакан, сквозь коптящее пламя свечей он уставился в черные глаза Роксборо. – Мы соединены со всем, что было, есть и будет, – сказал он. – От одного конца Имаджики до другого. От крошечной пылинки сажи над пламенем до Самого Божества.
Он набрал в легкие воздуха, давая Роксборо возможность вставить свое скептическое замечание, но последний ей не воспользовался.
– После нашей смерти мы не будем разделены на категории, – продолжал он. – Мы увеличимся до размеров Творения.
– Да-а-а... – протяжно прошипел Макганн сквозь зубы, оскаленные в хищной улыбке голодного тигра.
– И магия – наш способ постичь это Откровение, пока мы еще состоим из плоти и крови.
– И каково же твое мнение: это Откровение дано нам? – сказал Роксборо. – Или мы воруем его украдкой?
– Мы были рождены на свет, чтобы познать то, что мы можем познать.
– Мы были рождены на свет, чтобы наша плоть страдала, – сказал Роксборо.
– Можешь страдать, если хочешь, а лично я не собираюсь.
Фраза вызвала у Макганна одобрительный хохот.
– Плоть – это вовсе не наказание, – продолжал Маэстро. – Она дана нам для радости. Но она также является границей между нами и остальным Творением. Во всяком случае, так нам кажется, хотя на самом деле это всего лишь иллюзия.
– Хорошо, – сказал Годольфин. – Мне это нравится.
– Так мы заняты Божьим делом или нет? – упрямился Роксборо.
– У тебя появились первые сомнения?
– Уж скорее, вторые или третьи, – сказал Макганн.
Роксборо наградил его кислым взглядом.
– Что-то я не припомню, чтобы мы давали клятву ни в чем не сомневаться, – сказал он. – Почему на меня набрасываются из-за простого вопроса?
– Приношу свои извинения, – сказал Макганн. – Скажите ему, Маэстро, что мы заняты Божьим делом, ведь правда?
– Хочет ли Божество, чтобы мы стремились стать чем-то большим, нежели мы есть? – сказал Миляга. – Разумеется. Хочет ли Божество, чтобы нами владела любовь, которая и является мечтой о целостности? Разумеется. Хочет ли Оно навсегда заключить нас в Свои объятия? Да, Оно хочет именно этого.
– Почему ты всегда говоришь о Боге в среднем роде? – спросил Макганн.
– Творение и его Творец едины, так или нет?
– Так.
– А Творение состоит не только из мужчин, но и из женщин, так или нет?
– Так, так!!!
– Вот за это я и возношу благодарственные молитвы, денно и нощно, – сказал Миляга, глядя на Годольфина. – Перед тем как лечь и после.
Джошуа разразился своим дьявольским хохотом.
– Стало быть, Бог должен быть одновременно и мужчиной, и женщиной. Для удобства – Оно.
– Смело сказано! – объявил Джошуа. – Никогда не устаю тебя слушать, Сартори. Мысли у меня часто зарастают илом, но стоит мне тебя немного послушать, и они вновь свежи, как весенняя ключевая вода!
– Надеюсь, они все-таки не такие чистые, – сказал Маэстро. – Ни одна пуританская душа не должна помешать Примирению.
– Ну, уж ты-то меня знаешь, – сказал Джошуа, посмотрев Миляге в глаза.
И в этот момент Миляга получил доказательство своего подозрения о том, что все эти стычки, возникавшие в воспоминании друг за другом, на самом деле представляли собой различные фрагменты, навеянные комнатами, по которым он проходил, и воедино сплетенные его сознанием. Макганн и Роксборо растворились в воздухе, а вместе с ними – большая часть свечей и то, что они освещали – графины, стаканы, блюда... Теперь он остался наедине с Джошуа. Ни сверху, ни снизу не доносилось ни одного звука. Весь дом спал, за исключением этих двух заговорщиков.
– Я хочу быть с тобой, когда ты будешь совершать ритуал, – сказал Джошуа. На этот раз в его голосе не было и намека на смех. Он выглядел измученным и встревоженным. – Она очень дорога мне, Сартори. Если с ней что-нибудь случится, я сойду с ума.
– С ней все будет в порядке, – сказал Маэстро, усаживаясь за стол.
Перед ним была разложена карта Имаджики. В каждом Доминионе, рядом с тем местом, где должны были проводиться заклинания, были написаны имена Маэстро и их помощников. Он просмотрел их и обнаружил, что кое-кого он знает. Тик Ро был упомянут как заместитель Утера Маски; присутствовал и Скопик – в роли помощника заместителя Херате Хаммеръока, возможно, отдаленного предка того Хаммеръока, который повстречался им с Паем в Ванаэфе. Имена из двух различных прошлых встретились на этой карте.
– Ты меня не слушаешь, – сказал Джошуа.
– Я же сказал тебе, что с ней все будет в порядке, – ответил Маэстро. – Этот ритуал сложен, но не опасен.
– Тогда позволь мне присутствовать, – сказал Годольфин, нервно ломая пальцы. – Я помогу тебе не хуже твоего несчастного мистифа.
– Я даже не сказал Пай-о-па о том, что мы собираемся делать. Это касается только нас. Тебе надо только привезти сюда Юдит завтра вечером, а я позабочусь обо всем остальном.
– Она такая ранимая.
– Лично мне она кажется очень уверенной в себе, – заметил Маэстро. – И очень возбужденной.