– Но зачем?
Миляга задумался на мгновение.
– По-моему, Незримый запихнул их в свою печь, Люциус. Он сжег их.
– Стало быть, Он очищает Доминион от скверны?
– Да, именно так. И Нуллианаки знали об этом. Поэтому они и сбросили с себя всю одежду, словно кающиеся грешники, ведь они знали, что идут на свой суд.
– Вот видите, – сказал Люциус, – сколько у вас своей мудрости.
– Когда я уйду, ты сможешь сжечь весь оставшийся мусор?
– Конечно.
– Он хочет, чтобы мы очистили это место.
– Я могу начать прямо сейчас.
– А я вернусь в Пятый Доминион и закончу свои приготовления.
– Убежище все еще стоит?
– Да. Но я буду свершать ритуал не там. Я вернулся на Гамут-стрит.
– Прекрасный был дом.
– Он и сейчас по-своему прекрасен. Я видел тебя там на лестнице всего лишь несколько ночей назад.
– Дух там, а плоть здесь. Что может быть прекраснее?
– Слиться плотью и духом со всем Творением, – ответил Миляга.
– Да, вы правы.
– И это произойдет. Все – Едино, Люциус.
– Я не забыл этот урок.
– Хорошо.
– Но могу я попросить вас кое о чем?
– Да?
– Называйте меня, пожалуйста, Чикой Джекином. Я утратил очарование молодости, так что можно распроститься и с именем.
– Хорошо, Маэстро Джекин.
– Спасибо.
– Увидимся через несколько часов, – сказал Миляга и с этими словами сконцентрировался на своем возвращении.
На этот раз ни сентиментальные воспоминания, ни другие посторонние мысли не сбили его с курса, и со скоростью мысли он полетел назад – над Изорддеррексом, вдоль Постного Пути, над Колыбелью и погруженными во мрак высотами Джокалайлау, – пролетел над холмом Липпер Байак и Паташокой (в ворота которой ему еще предстояло войти) и в конце концов вернулся в Пятый Доминион, в дом на Гамут-стрит.
За окном был день, а в дверях стоял Клем, терпеливо ожидая возвращения Маэстро. Заметив первые признаки жизни на лице Миляги, он тут же заговорил, словно сообщение его не терпело и секундного отлагательства.
– Понедельник вернулся, – сказал он.
Миляга потянулся и зевнул. Шея и поясница побаливали, а мочевой пузырь был готов разорваться, но кишечник, вопреки мрачным предсказаниям Тика Ро, сохранил свое содержимое при себе.
– Хорошо, – сказал он. Поднявшись, он проковылял к каминной полке и, ухватившись за нее, принялся разминать онемевшие ноги. – Он привез камни?
– Да, привез. Но он вернулся один, без Юдит.
– Куда она, черт возьми, подевалась?
– Мне он не говорит. Она просила его передать тебе какое-то послание, и он сказал, что оно предназначается для тебя одного. Позвать его? Он внизу, завтракает.
– Хорошо, пришли его ко мне, пожалуйста. Да, и если можешь, притащи мне чего-нибудь поесть. Только, Бога ради, не сосиски.
Клем отправился вниз, а Миляга подошел к окну и распахнул его настежь. Последнее утро, которое Пятый Доминион встречал непримиренным, было в самом разгаре. Листья на ближайшем дереве уже успели поникнуть от жары. Услышав, как Понедельник шумно ринулся вверх по лестнице, Миляга обернулся, чтобы встретить вестника. Вестник появился с недоеденным гамбургером в одной руке и недокуренной сигаретой – в другой.
– Ты что-то хочешь сообщить мне?
– Да, Босс. От Юдит.
– Куда она подевалась?
– В Изорддеррекс. Это часть того, что я должен вам передать.
– Ты видел, как она отправилась?
– Нет. Она велела мне выйти и подождать снаружи, ну я и послушался.
– А другая часть?
– Она сказала мне... – Он скорчил мину, выражавшую всю степень его сосредоточенности. – ...чтобы я сказал тебе, куда она отправилась, и это я уже сделал, а потом она сказала мне, чтобы я сказал тебе, что в Примирении таится опасность, и ты не должен ничего делать, пока она не свяжется с тобой снова.
– Таится опасность? Она так сказала?
– В точности ее слова. Без обмана.
– А у тебя есть какие-нибудь представления о том, что она имела в виду?
– Нет, Босс. Хоть обыщи меня. – Он вгляделся в самый темный угол комнаты. – Я не знал, что у тебя есть обезьяна, – сказал он. – Ты привез ее из путешествия?
Миляга посмотрел в угол. Отдохни Немного, судя по всему, прокравшийся в комнату ночью, тревожно смотрел на Маэстро.
– Она ест гамбургеры? – спросил Понедельник, опускаясь на корточки.
– Можешь попробовать, – ответил Миляга рассеянно. – Понедельник, это все, что сказала Юдит: таится опасность?..
– Все, Босс. Клянусь.
– Вы вошли в Убежище, и она сразу же сказала тебе, что не хочет возвращаться?
– Не-е-ет, она там долго валандалась, – сказал Понедельник, строя рожи мнимой обезьяне, которая покинула свой угол и двинулась к протянутому гамбургеру.
Он хотел было подняться, но обезьяна оскалила зубы с такой яростью, что он передумал и просто протянул руку как можно дальше, чтобы не подпускать тварь к своему лицу. Приблизившись, она блаженно втянула в себя запах гамбургера и, подняв крошечные лапки, с неподражаемым изяществом взяла кушанье.
– Ну, так рассказывай, – сказал Миляга.
– Ах да! Так вот, когда мы туда завалились, там был один придурочный, ну, она и стала с ним трепаться.
– Она знала этого человека?
– Да, точно.
– И кто это был?
– Забыл имя, – сказал Понедельник. Увидев, как Миляга нахмурил брови, он начал протестующе оправдываться. – Это не входило в послание, Босс. А иначе я бы обязательно запомнил.
– Все равно вспоминай, – сказал Миляга. – Кто это был?
Понедельник выпрямился и нервно затянулся.
– Никак не могу вспомнить. Там, знаешь, все эти птицы, пчелы, ну и всякое такое. Я толком ничего и не слышал. Имя какое-то короткое, типа Дрын или Даун или...
– Дауд.
– Точно! Оно самое! Это был Дауд. И на нем живого места не было.
– Но он был жив.
– Да, недолго. Ну, как я сказал, они там трепались.
– И после этого она сказала, что отправляется в Изорддеррекс?
– Точно. Она сказала, чтобы я отвез тебе камни и передал послание.
– И то, и другое ты исполнил. Спасибо тебе.