Звук струящейся воды у нее за спиной слегка изменился, и она оглянулась на водяную арку. До этого момента выражение ее лица было серьезным, но когда она вновь посмотрела на Милягу, на лице ее сияла улыбка.
– Мне надо идти, – сказала она, вставая.
Девочка вновь засмеялась и принялась хватать ручками воздух.
– Я тебя еще увижу? – спросил он.
Юдит медленно покачала головой, устремив на него едва ли не снисходительный взгляд.
– Зачем? – спросила она. – Мы сказали друг другу все, что должны были сказать. Мы простили друг друга. Теперь все уже позади.
– А мне будет позволено остаться в городе?
– Конечно, – сказала она с удивленным смешком. – Но зачем это тебе?
– Потому что странствия мои закончились.
– Вот как? – спросила она, направляясь в сторону арки. – А я-то думала, что остался еще один Доминион.
– Я уже видел его и знаю, что меня там ждет.
После небольшой паузы Юдит сказала:
– Целестина тебе когда-нибудь рассказывала эту сказку? Ну конечно, наверняка рассказывала.
– О Низи Нирване?
– Да. Мне она ее тоже рассказала, в ночь накануне Примирения. Ты понял ее?
– Не совсем.
– Жаль.
– А что такое?
– Да нет, ничего, просто я тоже не поняла и подумала, что, может быть... – Она пожала плечами. – Не знаю, что я подумала.
Она стояла уже у самой арки, и Хуззах устремила взгляд через плечо матери на кого-то, кто стоял за жидкой стеной. Миляге показалось, что виднеющийся за аркой смутный силуэт мало чем напоминает человека.
– Хои-Поллои ведь уже рассказала о наших гостях? – сказала Юдит, заметив удивление Миляги. – Они пришли из океана свататься. – Она улыбнулась. – Некоторые ничего, красивые. Какие будут дети!..
Улыбка ее слегка дрогнула.
– Не грусти, Миляга, – сказала она. – У нас с тобой были хорошие времена.
Потом она повернулась к нему спиной и с ребенком на руках прошла сквозь сверкающую пелену. Он услышал, как Хуззах засмеялась, увидев лицо существа, которое ожидало их с той стороны, и увидел, как оно обняло своими серебристыми руками и мать, и ребенка. Потом занавес вспыхнул ярким сиянием, а когда оно потускнело, семья уже исчезла.
Миляга пробыл в пустой зале несколько минут. Он знал, что Юдит не собирается возвращаться, и даже не был уверен в том, что ему этого хотелось бы, но какая-то сила не пускала его с места, пока он не восстановил в памяти все, что между ними произошло. И только после этого он вернулся к двери и вышел в вечерний воздух. Дикие джунгли были исполнены нового очарования. Мягкие голубые туманы опускались вниз из-под зеленого полога и клубились над поверхностью прудов. Оживленный дневной щебет уступил место звучным песням вечерних птиц, а вместо деловито гудящих шмелей в воздухе порхали легкокрылые бабочки.
Он оглядел окрестности в поисках Понедельника, но того нигде не было видно. Хотя ничто не мешало ему слоняться без дела, наслаждаясь окружающей идиллией, он чувствовал себя не в своей тарелке. Это было не его место. Днем оно было слишком переполнено жизнью, а ночью, как нетрудно было догадаться, – любовью. Никогда еще он не чувствовал себя таким бесплотным, нематериальным, не существующим. Даже на дороге, отодвигаясь подальше от костров, вокруг которых мололи всякий вздор о Маэстро Сартори, он знал, что стоит ему открыть рот и назвать себя, как его тут же окружат, начнут чествовать и восхищаться им. Здесь было все иначе. Здесь он был ничем, ничем и никем. Это место принадлежало новой поросли, новым чудесам и новым семьям.
Похоже, ноги его успели разобраться в ситуации раньше, чем он сам, потому что еще до того, как он признался самому себе в том, что он здесь лишний, они уже уносили его прочь, сквозь водяные арки и вниз по склону города. Направился он не к дельте, а к пустыне. Хотя путешествие, на которое намекнула Юдит, казалось ему лишенным всякого смысла, он позволил своим ногам нести его, куда им заблагорассудится.
В первый раз, когда он покидал ворота, выходящие в сторону пустыни, он тащил на себе Пая, а вокруг них двигались толпы беженцев. Теперь он был один, и хотя нести ему надо было лишь свое собственное тело, он знал, что предстоящий путь исчерпает тот небольшой запас сил и воли, который у него еще оставался. Но это его не особенно заботило. Пусть даже он погибнет по дороге – какая разница. Что бы ни говорила Юдит, его странствия подошли к концу.
Когда он достиг перекрестка, на котором ему некогда повстречался Флоккус Дадо, за спиной у него раздался крик, и, обернувшись, он увидел обнаженного по пояс Понедельника, который несся за ним галопом верхом на муле или, точнее, на его полосатой разновидности.
– Какого хера ты ушел без меня? – поинтересовался он, оказавшись рядом с Милягой.
– Я искал тебя, но тебя нигде не было видно. Я думал, ты решил жениться на Хои-Поллои.
– Ну уж нет! – сказал Понедельник. – Знаешь, у этой телки в башке слишком много всяких завиральных идей. Сказала мне, что хочет меня представить какой-то рыбе. Я ей ответил, что вообще-то рыбу не очень люблю – кости застревают в глотке. А что, разве не так? Люди каждый день дохнут, подавившись этой треклятой рыбой! Ну так вот, она вытаращила на меня свои косые гляделки, словно я пернул со всей мочи, да и говорит, что лучше мне, пожалуй, все-таки пойти с тобой. А я ей говорю, что даже не знал, что ты куда-то идешь. Ну, значит, она находит мне этого маленького пидора... – Он с размаху хлопнул мула по боку. – ...и показывает мне, куда ехать. – Он оглянулся на город. – Знаешь, по-моему, классно, что мы оттуда смотались, – сказал он, понизив голос. – Честно говоря, там слишком много воды. Видел там, у ворот? Ебитская сила, что за фонтан!
– Нет, не видел. Наверное, он только что появился.
– Я же говорю! Весь город скоро затопит. Давай-ка поскорее делать ноги. Заскакивай.
– Как зовут животное?
– Толланд, – ответил Понедельник, широко ухмыльнувшись. – Куда едем-то?
Миляга указал на горизонт.
– Не видно ни хера.
– Стало быть, направление выбрано верно.
4
Будучи по натуре своей прагматиком, Понедельник не забыл захватить с собой еды. Сделанный из рубашки мешок был до отказа набит фруктами, которыми они и питались на протяжении всего путешествия. Наступила ночь, но они продолжали двигаться дальше. На муле они ехали по очереди, чтобы не истощать его силы, и давали ему по крайней мере столько же фруктов, сколько съедали сами, плюс огрызки от своих порций.
Оседлав мула, Понедельник тут же погружался в сон, но Миляга, несмотря на усталость, был слишком озабочен проблемой составления карты пустыни, чтобы позволить себе уснуть. Подарок Хуззах был постоянно зажат у него в руке, потевшей так сильно, что несколько раз в чашечке его ладони даже собиралась небольшая лужица. Обнаружив это, он в очередной раз убирал камень в карман, но через несколько минут пальцы сами, без его ведома, доставали его и вновь принимались вертеть.