– Товарищ майор, – обратился к Малых сержант Привезенцев, писарь штаба полка, – когда все немного стихло, я с группой залег у реки. Еще не переплывали, ко мне от орудия приползли два бойца, попросили лопаты, похоронить товарища комиссара. А вот куда они делись потом – не знаю и здесь их не вижу…
– Убит? Так почему не вынесли тело? Зачем было сразу хоронить? – перебил Малых. – Что они, не могли его вынести, пришли за лопатами – ерунда какая-то…
– Кто-то говорил, не помню, что видели его в рукопашной схватке у орудий, – добавил Житковский.
– Как же это все могло случиться? – сам себя спросил майор Малых. – Где была разведка, лейтенант Смяткин?
Смяткин, Аленин и Костриков, лучшие разведчики полка, стояли здесь же, понурив головы, и молчали.
– Мы ночью работали, – сказал, наконец, Смяткин, – а ночью никаких признаков немцев на шоссе не было.
– Неужели все здесь? – спросил Малых, оглядываясь на сидевших вокруг него людей.
– Наверное, на этой стороне по кустам еще сидит немало, – предположил Житковский. – Не может быть, чтобы все погибли, через реку многие все-таки переплыли.
«Многие…» – с горечью подумал майор Малых. То, что погибли или попали в плен сотни людей, ему было ясно. Люди, с которыми он формировал полк, которых учил. И сколько было потрачено сил, чтобы полк стал не хуже других… А был он, пожалуй, не хуже, а лучше многих полков в округе, не случайно же ему была оказана честь стать учебной базой Артиллерийской академии. Малых гордился, что из орудий полка стрелял сын самого товарища Сталина. «Одним махом, и – нет полка. Не сносить мне головы… И ведь говорил же в штабе, что нельзя оставлять полк на том берегу. Надо было перебросить его за Сож, ничего бы тогда не случилось, – думал Малых, потрясенный и убитый случившимся. – Вот и нет полка, а такие были люди, такая техника…» И со злостью вспоминал слова начальника артиллерии корпуса, когда тот упрекнул его в отсутствии желания наступать, когда он начал настаивать, чтобы полк перевести за реку.
Лейтенант Свиридов посмотрел на своего командира и невольно вспомнил, как он приехал в Муром, получив назначение в формировавшийся полк. Тогда на перроне он спросил первого попавшегося командира, где располагается гаубичный полк, и это оказался сам майор Малых, который тоже только что приехал. Полк начинался с них. И вот они, по злой иронии судьбы, снова оказались вместе, почти с таким же количеством людей, что и при рождении полка. Все надо было начинать сначала… [7]
К вечеру 24 июля из расположения батальона капитана Леоненко вернулся посланный туда на разведку политрук 3-й роты Павел Бельков с пятью бойцами, он и рассказал капитану Шапошникову, что погибли Леоненко, его адъютант старший лейтенант Ароян, комиссар батальона политрук Анциферов и все бойцы – более двухсот человек.
Сержант Алексей Самойленко с помощью Сидорова переплыл Сож, до вечера, потеряв сознание от потери крови, пролежал у палаток санчасти. Никто его не спрашивал об обстоятельствах гибели батальона, раненых и без него было много отовсюду, а ночью его увезли в госпиталь [8] . Сержант Сидоров попал в полк к полковнику Корниенко, где у него тоже никто не поинтересовался, как погиб батальон, потому что таких, как он, отбившихся от своих частей, было много, и никого не интересовали подробности боев, из которых они выходили.
Тогда в штабе полка так никто и не узнал о том, что же видели Самойленко и Сидоров, когда они оглянулись в последний раз на батальон.
Капитан Шапошников, часто думая, как могло случиться, что целый батальон погиб всего лишь за каких-то сорок минут, вспоминал метко сказанные лейтенантом Терещенко слова: «Как акула съела батальон…»
Лейтенант Вольхин с остатками своего взвода, уклоняясь от бродивших в лесу групп немцев – связываться с ними не было ни возможности, ни желания, ни сил, – часа через три, сбившись с направления, где занимал оборону их полк, вышел к реке и угодил на окопы 409-го, занимавшего небольшой плацдарм на Соже. У окопов их чуть было не обстреляли свои, и когда Вольхин сполз в траншею, то услышал крепкую ругань:
– Куда ползете? Могли бы всех сейчас перебить!
Они попали в расположение роты лейтенанта Степана Снежинского. Рота на плацдарме была одна, все остальные силы 409-го полка находились за рекой.
– Давно здесь? – спросил Вольхин ротного.
– Пятый день, – ответил Снежинский. – Как шоссе перешли, так и сидим здесь.
– Связь есть у тебя?
– Есть, как же. Артиллерия помогает, когда совсем хреново становится. Вызываю то и дело. Снарядов только жалеют все время…
– Как мне лучше за Сож перебраться? Надо же своих искать.
– А мы что, не свои? – усмехнулся Снежинский. – Сейчас не советую: подходы к реке немцы простреливают плотно. Разве что ночью можно рискнуть. Сиди здесь, да и мне подмога.
Лейтенант Степан Снежинский, двадцатилетний парень, высокий, с хорошей выправкой кадрового военного, командиром роты был назначен самим полковником Корниенко за какой-то час до прорыва через шоссе. Все эти дни с момента прибытия на фронт его взвод был в авангарде, когда наступали, и в арьергарде, когда отступали. Своего командира роты лейтенанта Комарова последний раз он видел еще в эшелоне. Так получалось, что задачи ему ставил то сам комбат, капитан Соловьев, то полковник Корниенко. А в основном он действовал самостоятельно – в боях, на переходах, и часто удивлялся, как это он со своим взводом до сих пор не потерялся и каждый раз оказывается в расположении полка. Видимо, военная судьба вела его той же полосой, что и полк.
Ротой Снежинский командовал уверенно. Помогало ему и то, что все трое его взводных, Гитин, Жуков и Симоненко, были из одного с ним училища, Ярославского пехотного, и подготовлены отлично. Бойцы в роте были в основном кадровые. Настрой у всех оказался хорошим. В общем, роту Снежинский в своих руках держал твердо и задачи выполнял уверенно. Что с остальными ротами батальона и где они находятся, он не знал. Слышал только, что у них в полку сейчас два батальона, третий так и не прибыл, потерялся по дороге. Знал, что комбат первого, капитан Ткаченко, ранен в первом бою, а в каком состоянии его батальон – не имел представления. Его рота через Варшавское шоссе перешла довольно легко и осталась на берегу Сожа, а остальные части полка пробились лишь к вечеру следующего дня и все тут же ушли за реку, в луга и кустарники. Локтевой связи с соседями у Снежинского не было, и он даже не знал, что левее его стоит гаубичный артполк, а правее, километрах в двух, стрелковый батальон капитана Леоненко.