В обширной комнате, возвышавшейся над крепостью, под балками наклонной крыши, покрытыми многовековым слоем сажи, сидели многочисленные писцы и водили перьями по листам пергамента или перевязывали свитки разноцветными лентами, после чего передавали их своим начальникам. У Маргариты округлились глаза, когда она увидела большие рулоны пергамента, свисавшие с потолка и лежавшие на тележках.
– Этих запасов хватит всего на несколько дней, ваше величество, – пояснил Дерри. – Пергамент правит королевством. Он поступает сюда и выходит отсюда, попадая в руки аристократов, купцов, арендаторов и фермеров, в виде сотен документов – договоров, прошений, долговых расписок. Все они проходят через эту комнату. Такие же комнаты имеются в Вестминстерском и Виндзорском дворцах.
Он повернулся к ней, в то время как писцы застыли на месте, осознав, что их шумные и душные владения почтила своим присутствием сама королева.
– Ни один человек не в состоянии прочитать все это, ваше величество, – продолжал Дерри с самодовольным видом. – И, прошу прощения, в том числе ни одна женщина. Та малая часть, которая попадает к королю, проходит через руки старших писцов, а затем передается гофмейстеру и мажордомам. Люди вроде лорда Саффолка, являющегося мажордомом королевского хозяйства, читают некоторые из этих документов, на некоторые из них отвечают, и представляют на рассмотрение, опять же, только часть из них. Вы хотите остановить все это, миледи? Вы хотите своими руками и глазами заткнуть трубу, проходящую по этой комнате. Если вы возьметесь читать все это, то увидите дневной свет только годы спустя, ваше величество. Скажу вам откровенно, я не хотел бы для себя такой судьбы.
Впечатляющая картина, открывшаяся перед ней, и мертвая тишина, установившаяся в комнате с ее появлением, вызвали у нее благоговение. Она ощутила на себе взгляды писцов, словно по ее коже поползли жучки, и содрогнулась. Она заметила торжество в глазах Дерри, довольного тем, что ему удалось продемонстрировать ей неосуществимость ее затеи. Только для ознакомления с документами, находившимися в этой комнате, потребовалась бы целая жизнь, а он сказал, что они были составлены в течение нескольких дней. Ей очень не хотелось отказываться от привилегии, завоеванной с таким трудом, и она не знала, что ответить. Казалось бы, ответ был очевиден – она будет читать только самые важные требования и прошения, те, что попадают в собственные руки Генриха. И все же, если она сделает это, Дерри Брюер будет контролировать огромную массу корреспонденции, изучение которой относится к компетенции короля. Он показал ей огромную комнату с многочисленными писцами и грудами документов, дабы доказать свою правоту. Она начинала понимать, насколько в самом деле могуществен, а следовательно, и опасен этот человек.
Она улыбнулась, адресуя свою улыбку в большей степени писцам, нежели Дерри. Положив ладонь ему на руку, она заговорила спокойным, мягким тоном:
– Я буду просматривать только те пергаменты, которые должен подписывать мой муж, мастер Брюер. Я попрошу Уильяма, лорда Саффолка, пересказывать мне содержание остальных, раз он в своей новой должности читает так много документов. Я уверена, он будет говорить мне, какие из них имеют значение, а какие можно оставлять на усмотрение гофмейстера и остальных. Вам не кажется, что это весьма разумное решение? Я благодарна вам за то, что вы показали мне эту комнату и тех, кто трудится здесь безо всякого вознаграждения. Я расскажу о них мужу.
Услышав эти слова, писцы заулыбались, тогда как Дерри лишь сухо кашлянул.
– Как вам будет угодно, ваше величество.
Он продолжал улыбаться, хотя внутри у него все кипело. Если бы на месте Маргариты был кто-то другой, ему удалось бы уговорить Генриха отказаться от своего решения. Но что он мог поделать с супругой короля? Молодой женщиной, которая каждый вечер остается с ним наедине в королевских покоях? Не девственница ли она еще? – подумалось ему, ибо это могло бы послужить объяснением ее стремления проводить свое время столь необычным образом. К сожалению, он не мог спросить у нее об этом.
Когда они спускались из белой башни по лестнице, Дерри сначала хотел взять ее под руку, но потом передумал. Маргарита подобрала полы платья и пошла по ступенькам вниз без его помощи.
Джек Кейд споткнулся, попытавшись сплясать джигу на аккуратно постриженном газоне. В эту безлунную ночь единственным источником света на многие мили вокруг был дом, который он поджег. Взмахнув руками, чтобы сохранить равновесие и не упасть, он выронил кувшин и едва не расплакался, увидев, как тот разбился на две равные части и его драгоценная жидкость растекается по земле. В одной из половинок кувшина все еще оставалось немного огненной воды. Он поднял глиняный осколок и выпил его содержимое, не обращая внимания на то, что острые края впились ему в губы. В темных окнах отражались языки пламени, постепенно подбиравшиеся к крыше.
– Я пьяный кентский мужик, ты, валлийский трус! Я именно такой, каким ты меня называл, когда в последний раз полосовал мне спину. Я буян и сын шлюхи! И сейчас я подпалил твой дом! Выйди и посмотри, что я приготовил для тебя! Ты в доме, магистрат? Ты меня видишь? Тебе еще не жарко?
Джек швырнул осколок кувшина в пламя и с трудом побрел прочь, пошатываясь. Его лицо заливали слезы. Когда сзади к нему подбежали двое мужчин, он повернулся, оскалился и принял бойцовскую стойку, пригнув голову и прижав к груди кулаки.
Бежавший впереди был примерно такого же крепкого сложения, с бледным, веснушчатым лицом, копной нечесаных рыжих волос и бородой.
– Спокойно, Джек! – крикнул он, отбивая сильный удар, направленный в его голову. – Это я, Патрик – Пэдди. Я твой друг, ты это помнишь? Ради бога, беги, иначе тебя повесят.
Джек с ревом стряхнул его с себя, освободившись от его объятий, и повернулся обратно к дому.
– Я не уйду отсюда до тех пор, пока этот трус не вылезет наружу! – завопил он так, что было почти невозможно разобрать его слова. – Слышишь ты, валлийский ублюдок? Я жду тебя!
Второй подбежавший мужчина был худой, костлявый, с ввалившимися щеками и длинными голыми руками. Роберт Эклстон был таким же бледным и оборванным, как и двое других. Кожу его ладоней покрывали черные пятна, которые походили на тени, создаваемые колыхавшимися языками пламени.
– Ты уже показал ему, Джек, – сказал Эклстон. – И, честное слово, показал хорошо. Дом будет гореть всю ночь. Но Пэдди прав. Тебе следует смываться, пока не появились бейлифы [15] .
Эклстон не успел договорить, как Джек повернулся к нему, схватил его за воротник кожаной безрукавки и приподнял, оторвав ноги от земли. В ответ Эклстон едва заметным движением приставил к его горлу лезвие ножа. Каким бы пьяным Джек ни был, прикосновение холодной стали заставило его замереть на месте.
– Ты грозишь мне ножом, Роб Эклстон? Своему товарищу?
– Ты первый начал, Джек. Осторожно поставь меня на место, и я уберу нож. Мы друзья, Джек. Друзья не дерутся друг с другом.