— Точно. Я лично проверял, господин группенфюрер.
— Это означает, Берг, что местные подпольщики передали лесным бандитам информацию о моей поездке в Сивичи каким-то другим способом. Не так ли, господин майор?..
Вопрос Золенберга был риторическим, а кроме того, был произнесен явно в язвительном тоне. Берг промолчал.
— Какие принимаются меры для того, чтобы установить сотрудника гестапо, работающего на русских?
— Согласно вашему указанию, господин группенфюрер, приказ о вашей поездке в Сивичи был переведен на польский и украинский языки. В гестапо об этом приказе знали только я, мой заместитель Кренц, переводчик и три секретарши-машинистки.
— Кто переводчик?
— Наш кадровый сотрудник, офицер, выпускник Мюнхенского университета. Учился на лингвистическом факультете.
— Значит, он исключается… Кто машинистки, кто они вообще такие?..
— Все трое местные женщины. Прежде чем принять их на работу, мы проверили биографию каждой из них.
— Это ничего не значит, Берг. Значит, кто-то из них троих? Кто?..
— За каждой я приказал установить круглосуточную слежку. По логике, если бандиты охотились на вас, то они, конечно, поняв, что это была ловушка для установления источника утечки информации, предпримут меры для того, чтобы предупредить своего человека о грозящей ему опасности. Слежка поможет нам выйти на ниточку, по которой можно размотать весь клубок, господин группенфюрер.
— Логично, Берг, логично. В любом случае информируйте меня о ходе слежки.
— Слушаюсь, господин группенфюрер!..
— Причем незамедлительно!.. В любое время дня и ночи!..
Берг стукнул каблуками, взмахнул руку в нацистском приветствии, развернулся и вышел из кабинета.
Ковальский нервно ходил по комнате. Рассказ Богдана Кульчего, который сидел в кресле и внимательно наблюдал за Ежи, прозвучал для него как гром среди ясного неба. Ситуация грозила провалом.
Кульчий работал автослесарем в гараже службы безопасности Белостока и буквально два часа назад видел группенфюрера Золенберга живым. Тот спокойно спустился в гараж, сел в свой автомобиль и поехал в гестапо. Выходило, что группенфюрер был жив в то время, когда должен был быть уже уничтожен парнями Лесовика. Значит, поездка группенфюрера в Сивичи изначально была ловушкой? Хитро придумано, хитро! Ай да группенфюрер!
— Золенберга нужно уничтожить как можно быстрее… — наконец перестав ходить по комнате, сказал Ковальский. О том, что это собиралась сделать группа Лесовика, Ежи умолчал. Являясь важным лицом в подполье, Кульчий тем не менее не должен был знать о существовании группы диверсантов, базирующейся в лесу. В его обязанности входила лишь слежка за перемещениями эсэсовца. Такое поручение дал ему Ежи, приказав докладывать обо всем незамедлительно, что Кульчий и сделал, придя сейчас к Ковальскому на конспиративную квартиру.
— Где у тебя оружие, Богдан?
— Я спрятал пистолет в гараже.
— Это опрометчиво с твоей стороны.
— Не беспокойся. Он в надежном месте, его никто не сможет найти.
Утвердительный ответ подпольщика немного успокоил Ковальского. Теперь все зависело от деталей.
— Ты знаком с шофером, который возит Золенберга?
— Конечно. Это старый немец, Пауль. У меня с ним приятельские отношения.
— Ты что — знаешь немецкий язык?
— Нет. Это Пауль немного знает украинский и польский языки. Говорит плохо, но понять можно.
— Расскажи теперь о том, как группенфюрер заказывает для себя автомобиль?
Богдан приподнялся с кресла, задумавшись, провел руками по волосам на голове.
— Его адъютант звонит в гараж и приказывает Паулю быть готовым к выезду. Потом Золенберг с адъютантом спускаются вниз и садятся в машину.
— То есть во внутренний двор автомобиль выезжает уже с группенфюрером?
— Да, на открытом пространстве тот в машину не садится. Всегда внутри гаража. Я видел Золенберга всего два раза, и каждый раз было именно так, как я сказал.
— Для нас это хорошо.
Ежи задумался. Безусловно, с учетом того, что только что рассказал Кульчий, получалось, что ликвидировать группенфюрера будет возможным лишь с того момента, когда тот спустится в гараж. Но что дальше? Как обеспечить после этого безопасный уход Богдана? В одиночку ему уйти вряд ли удастся. Совершенно очевидно, что для этого ему понадобится помощь.
— Слушай меня внимательно. — Ковальский встал со стула и стал нервно ходить по комнате. — Завтра утром, придя на работу, вытащишь пистолет из тайника и держи его наготове. Если Золенберг закажет для поездки автомобиль и спустится в гараж — ликвидируешь его. Наши парни будут дежурить поблизости, и твои выстрелы послужат для них сигналом к нападению. Попытайся в этой суматохе выбраться за пределы охраняемой территории. Ворота во внутренний двор здания службы безопасности ребята подорвут гранатой… Это опасно, Богдан, но другого способа убить Золенберга у нас уже нет.
— Сделаю все возможное, Ежи.
— Мы верим в тебя, Богдан. А теперь иди…
Дождь шел недолго, всего полчаса, потом опять выглянуло солнце, и улицы города заиграли яркими бликами. Небо просветлело, облака унеслись на восток — в сторону теперь уже далекого фронта.
Алесь Хвощинский, семнадцатилетний паренек, уже целый час наблюдал за входом гестапо, стремясь не упустить того момента, как из здания выйдет Алинка Зимич. В этом неброско одетом парне, расположившемся с кондитерским лотком на перекрестке, у которого прохожие изредка покупали конфеты, никто не смог бы заподозрить члена боевой группы подпольной белостокской организации.
Два часа назад Алесь сидел в квартире Ежи Ковальского и слушал приказы, исходящие от хозяина квартиры. Ковальский был сильно взволнован и не находил себе места, ходя по комнате из угла в угол.
— Ты должен не дать им возможности выйти на нас, Алесь!.. Она провалена!.. Алинка знает меня, Анну и эту явку. Если она приведет немцев ко мне на квартиру, мы лишимся легального прикрытия и будем вынуждены уйти в подполье. Наша деятельность будет парализована и не так эффективна, как сейчас… Ты должен…
— Я понял… — сухо ответил Алесь, доставая из рукава куртки маленький дамский пистолет, который можно было легко спрятать в складках одежды. — Если мне не удастся спасти ее, то я… — Он посмотрел на пистолет, хотел сказать что-то еще, но Ковальский остановил его:
— Ты сделаешь это только в самом крайнем случае, когда у тебя не будет других вариантов. Ты понял меня, Алесь?.. Только в самом крайнем случае!.. Алинка сделала для нашей борьбы слишком много, чтобы не попытаться вырвать ее из лап немцев…