Эти предосторожности французов отражали желание не столько мира, сколько того, чтобы подписание соглашения открыло Voie de Fait и возможность начать крестовый поход. С английской стороны такое же желание имелось у герцогов Ланкастера и Йорка, однако отсутствие Глостера было дурным знаком. Сознавая влияние де Куси, английские герцоги привезли с собой его дочь Филиппу, тем самым они явно надеялись завоевать поддержку Ангеррана при заключении договора. Филиппа выразила страстное желание увидеть отца, которого почти не знала, и де Куси был очень рад встрече. Его дочь «прибыла в добром здравии, но все равно что вдова, испытавшая мало счастья в своем браке».
Переговоры начались в Пасху, в присутствии сидевшего на троне Карла. Церемония была устроена с размахом, словно торжественность обстановки призвана была поспособствовать счастливому разрешению конфликта. Приближаясь к трону, Ланкастер трижды припадал на колени, король приветствовал его любезными словами, а герцоги Бургундский и Беррийский поцеловали его в знак мира. Никогда еще герцог Бургундский не выглядел столь великолепно. На нем был черный бархатный костюм, на левом рукаве вышита ветвь с двадцатью двумя розами, состоявшими из сапфиров и рубинов в окружении жемчуга. На следующий день он облачился в алый бархат, на этом костюме с левого и с правого бока был вышит серебром медведь, загривок и морда которого сверкали переливавшимися драгоценными камнями. Сановные французские аристократы, включая де Куси, каждый вечер давали англичанам пир, во время этих застолий хозяева и гости обменивались рыцарскими любезностями и возобновляли старые знакомства.
Всех этих предосторожностей, бесплатных обедов и роскоши оказалось недостаточно для достижения мира. Переговоры длились две недели, но обе стороны сознавали, что все бесполезно. Требование англичан выдать более миллиона франков за выкуп Иоанна встретило требование французов заплатить три миллиона за ущерб, нанесенный их земле. Французы согласились вернуть Кале, но при этом заявили, что снесут город и сделают это место необитаемым. Англичане отказались, поскольку считали, что, удерживая Кале, «они носят на поясе ключ от Франции». Как и всегда, шли споры о суверенитете Аквитании. И даже когда французы наконец-то согласились заплатить выкуп за Иоанна и даже готовы были уступить Аквитанию в обмен на снос Кале, англичане заартачились. Оказывается, они не были уверены, хотят ли мира. Когда Карл заговорил о крестовом походе, англичане, как бывало и раньше, сказали, что они не уполномочены подписывать соглашение, но доложат обо всем своему королю. Еще одни мирные переговоры окончились ничем. Перемирие отложили на год. Окончить войну было страшно трудно.
То ли из-за разочарования, то ли по естественным причинам, но посреди переговоров король Карл заболел: у него поднялась температура и начался бред. Из Амьена его перевезли в епископальный дворец в окрестностях Бове, где за ним бережно ухаживали. Король вскоре поправился и к июню возобновил охоту и участие в других развлечениях. Странная болезнь не вызвала дурных предчувствий, хотя и должна была насторожить.
История впервые жестоко продемонстрировала уязвимость нации, вызванную физическим состоянием лидера государства. Франция испытала это на себе начиная с 1392 года.
Обстоятельства, приведшие страну к кризису, породила борьба за власть, сосредоточившаяся на фигуре коннетабля Клиссона. Он стал объектом политической враждебности и неувядающей ненависти герцога Бретанского. Пока Клиссон сохранял главный военный пост с доступом к огромным финансовым средствам и оставался в партнерских отношениях с «мармозетами» и с братом короля, дяди держались на расстоянии. Герцог Бретанский боялся его как соперника в бретонских делах и ненавидел все сильнее, потому что ему не удалось убить коннетабля, когда у него была такая возможность. В желании уничтожить Клиссона интересы герцога и королевских дядьев совпадали, и они тайно общались друг с другом.
Связующим звеном между ними был протеже герцога Бургундского, состоявший в родственных отношениях как с герцогиней Бургундии, так и с герцогом Бретани, — тот самый злодей Пьер де Краон, что растратил средства герцога Анжуйского в неаполитанской кампании. Он не подчинился королевскому приказу и не вернул деньги вдове Анжуйского, а вдобавок убил рыцаря в Лане, однако воспользовался своими связями и вымолил прощение. Эти проступки не помешали ему вращаться при дворе в числе искателей удовольствий. Должно быть, он обладал «обаянием зла». Тем не менее Краон разгневал Людовика Орлеанского, сообщив его жене — очевидно, из-за непреодолимого желания сделать пакость — о сердечной привязанности ее мужа на стороне. Герцог сам ему в этом признался и даже взял Краона с собой, когда посещал красивую, но излишне добродетельную даму, отказавшуюся от тысячи золотых крон в обмен на любовь. Прознав об этом, взбешенный Людовик рассказал королю о предательстве Краона, и монарх изгнал нарушителя спокойствия, а Краон заявил, что удалили его за то, что он попытался заставить герцога бросить оккультные практики и перестать общаться с колдунами.
Преисполненный негодования, он отыскал прибежище у своего кузена — герцога Бретани. В Краоне герцог нашел человека, который помог бы ему уничтожить Клиссона. Поскольку Клиссон был женат на племяннице герцогини Анжуйской, он автоматически разделял присущую этой семье вражду к Краону. Поэтому Краон уже подозревал, и герцог Бретани легко убедил его в этом, что его устранению поспособствовал Клиссон. Что ж, возможно, так и было на самом деле. По слухам, Клиссон обнаружил тайную переписку между Краоном и герцогами. Краон теперь жаждал отмщения.
Ночью 13 июня 1392 года, тайно вернувшись в Париж, Краон устроил засаду на улице, по которой Клиссон должен был возвращаться к своему особняку. Вместе с Краоном в темноте притаилась группа из сорока вооруженных сообщников. Для расправы с мирным горожанином этого хватало с избытком. Когда человек действительно хочет чьей-то смерти, рыцарский код для него не существует. Вместо того чтобы вызвать противника на открытый поединок, Краон предпочел напасть в темноте. За ним ходила слава человека бессовестного; впрочем, он был такой не один — Монфор тоже забыл о чести, верности и других принципах рыцарства, когда похитил Клиссона. Да и самого Клиссона нельзя было назвать Роландом. На этих людей подействовали последствия чумы, разбоя и схизмы, и основы рыцарского поведения были ими позабыты.
В сопровождении восьми безоружных помощников с факелами Клиссон возвращался верхом с вечеринки, устроенной королем во дворце Сен-Поль. Он обсуждал со своими оруженосцами ужин, на который на следующий день хотел пригласить де Куси и герцогов Орлеанского и де Вьена, когда неожиданно свет факела упал на темные фигуры всадников и тускло замерцавшие шлемы и кирасы. Нападавшие затушили факелы Клиссона и набросились на коннетабля и его спутников с криками «Смерть! Смерть!». Люди Краона не знали, на кого они нападают, от них это держали в секрете. Они были потрясены, когда их предводитель, выхватив меч, погнал их вперед и воскликнул: «Клиссон, ты должен умереть!»
— Кто ты? — выкрикнул Клиссон неизвестному противнику.
— Я Пьер де Краон, твой враг! — ответил тот, уже не скрываясь, поскольку предполагал, что увидит труп, а впоследствии и смену правительства. Его люди застыли, обнаружив, что принимают участие в убийстве коннетабля Франции. Они не решались продолжить атаку, «ибо в предательстве нет доблести». Вооруженный одним кинжалом, Клиссон отчаянно защищался, пока, сраженный множеством ударов, не свалился с лошади. Он упал на землю возле пекарни, и дверь отворилась под тяжестью его тела. Услышав шум, пекарь вовремя подскочил и втащил коннетабля в дом. Решив, что Клиссон мертв, Краон и его отряд бросились наутек. Те из спутников Клиссона, что выжили во время стычки, нашли его в пекарне. Клиссону досталось несколько ударов меча, он истекал кровью и казался мертвым. Короля подняли с постели и сообщили об ужасном событии. К тому моменту, как король примчался к пекарне, Клиссон пришел в себя.