Потому пустила в ход все свои связи, чтобы раздобыть транспорт и эвакуировать маму к дальним родственникам в село недалеко от Гадяча. Свою маленькую операцию провела успешно и даже радовалась, что в последние дни Шлыкову было не до нее. Конечно, спросит, куда отправила мать, но Людмила надеялась – этот факт Петра порадует. Даже не факт отсутствия мамы, а решение этого вопроса без его, Шлыкова, участия.
Она даже не подозревала, как это обстоятельство обрадует явившихся под вечер партизан. Людмила не ждала таких гостей, но, увидев на пороге давешнюю связную, почему-то сразу все поняла. Сразу вырвалось:
– Собираться?
– Добрый вечер, – мягко сказала Зимина.
– Извините, – чуть смутившись, Люда отмахнулась от чего-то невидимого. – На нервах вся. Проходите.
– Понимаю. Мы с вами не познакомились толком в прошлую встречу. Вернее, я знаю, что вы Людмила. Меня Татьяной зовут.
– Настоящее имя? – зачем-то уточнила Грищенко.
– Нам теперь других не понадобится. Вы верно угадали, собирайтесь. Только вот мама…
– Ее нет. Вывезла, давно хотела.
– Очень хорошо, – Зимина облегченно вздохнула и при этом не смутилась собственной несдержанности. – Значит, можете уходить спокойно.
– Вряд ли мама в полной безопасности, – сказала Людмила. – Но время такое, каждый день жить опасно.
– У нас еще будет время и познакомиться ближе, и поговорить, – Татьяна поискала глазами и нашла на стене старые ходики с гирьками. – Точно идут часы?
– Я ведь школьный учитель. Нам нельзя без правильного времени.
– Тогда у нас его, времени, осталось очень мало. Берите только самое необходимое, на улице нас ждут…
Зимина не закончила – снаружи легонько стукнули в стекло. Никакого сигнала предусмотрено не было, Зимина вообще не собиралась здесь долго задерживаться, потому сразу поняла: ситуация нештатная, случилось что-то непредвиденное. Почувствовала это и Людмила, бросила на Татьяну тревожный взгляд. В руке Зиминой уже был пистолет, но она не успела ничего сказать, даже подумать – в дверь громко постучали.
– Кто? – быстро спросила Татьяна.
– Никого не жду. Кто угодно, – Людмила сбилась на шепот.
Стук повторился, на этот раз колотили громче. Зимина подумала лишь мгновение.
– Вас может не быть дома?
– Да. Только не в такое время. Комендантский час, никто не рискует, даже мне Шлыков не советовал.
После третьей серии ударов в дверь снаружи донеслось громкое:
– Люда, какого черта! Открывай давай!
Молодая женщина в испуге прикрыла ладонью рот.
– Шлыков!
Теперь забеспокоилась Зимина: по ее расчетам начальник полиции должен быть сейчас в управе, и если все уже пошло наперекосяк, то…
– Можем уйти через окно? – И тут же, мотнув головой, возразила сама себе: – Нет, лучше не стоит. Он может сразу поднять тревогу, время не выиграть. Может, он сам уйдет…
– Нет. Петр наверняка знает, что я дома.
– Что там? – Татьяна кивнула на прикрытый занавеской дверной проем.
– Мамина комната… была…
– Открывайте. Если получится выпроводить – хорошо. Нет – действуем по ситуации, со мной на улице двое бойцов. Постараемся вырваться, выхода другого просто нет.
Зимина ничего не объяснила. Людмиле этого и не требовалось: сама понимала, что события пошли не так. И теперь не важно, каким был план подполья и Строгова.
Сняв пистолет с предохранителя, Татьяна шагнула в соседнюю комнату, отметив: края занавески не касаются пола и ее сапожки можно увидеть снизу. Потому шагнула в сторону, отходя от дверного проема, прижалась спиной к стене, сбросила цветастый платок – он не упал на плечи, а сполз на пол, Татьяна машинально оттолкнула его носком ноги вглубь комнаты, толчок вышел неожиданно сильным, платок скользнул по полу и скрылся под кроватью. Откинув волосы со лба, Зимина прижалась затылком к стене, согнула правую руку в локте, выставила ствол перед собой. На миг прикрыла глаза, подняла веки, лишь услышав, как вошел, громко топая, мужчина.
– Что-то случилось, Петя? – Голос Люды не дрогнул, она держалась спокойно и уверенно.
– Спала или как? – Шлыков тоже говорил ровно, слышался обычный праздный интерес.
– Прилегла. Нездоровится.
– Что такое?
– Голова болит. Сиплю. Простыла, видать, погода вон…
– Погода как погода, – судя по звукам, Шлыков взял стул, уселся на него – скрипнуло под тяжестью рассохшееся от времени дерево. – Ну, про погоду дальше поговорим или про другое?
– Не поняла. Ты вроде как без настроения…
– Откуда ему взяться, Люд? Война, поди… Грамотная ведь баба, детей в школе учила… Умная. А забыла: о погоде болтают когда больше не о чем. Нам разве с тобой не о чем поговорить?
– Петро, извини, конечно… Я тебя не ждала… То есть, так рано… Обычно ты позже приходишь… Я бы отдохнула, приготовила бы чего-нибудь…
– Ты мне все уже приготовила, Люда, – тон Шлыкова перестал нравиться Татьяне. – Ну, обсудим тут или со мной пойдешь? Хотя хоть как надо тебя с собой забирать. За тобой ведь я. Или не поняла?
– Пока нет, – а вот ее голос дрогнул, и Татьяна окончательно убедилась: происходит что-то очень нехорошее, из ряда вон.
– Еле уломал хера криминалькомиссара, чтоб разрешил лично тебя забрать. Не чужие люди вроде, а, Люд?
Снова прикрыв глаза, Татьяна крепче стиснула пистолет и затаила дыхание.
– Все равно не понимаю…
– Не понимаешь? – Шлыков говорил, не меняя тона, и все-таки в его голосе слышались слабые нотки сожаления и разочарования. – Ты, видать, забыла, что я какой ни есть, а легавый. Не мусор, как блатные называют, именно легавый, охотничий пес. Чего вылупилась, дура?
– Только что была умной, теперь дура… Вроде не пьяный…
– Оттого и дура ты, Людка, что сильно умной себя поставила. Для вас, баб, любой мужик пьяный, если от него водкой несет. А я уже скоро месяц, как держусь. Разве так, для запаха. Чтоб ты, такая умная, и дальше считала – квасит Петро Шлыков от тяжелой работы по-черному. Никого умнее себя вокруг не видела, да? – Татьяна услышала резкий звук отодвигаемого стула – полицай резко поднялся. – Надо не всегда умной быть, Людка. Когда-то полезно и трошки дурой прикинуться. Я в милиции работал, память отшибло у тебя? Забыла, сучка, что я опер? Ты ведь не бывшая училка, ты ей до конца жизни останешься, хоть весь керосин на базаре продай! И я легавым останусь, сколько жить буду! – Шлыков перешел на крик.
Зимина изо всех сил сдерживалась, чтобы не выйти сейчас и не выстрелить в него, хотя точно знала: этого уже вряд ли избежишь.
– Не ори, – Людмила все еще пыталась сохранить остатки спокойствия.