Тем не менее турки все откладывали объявление войны, которого требовала Германия. Вместо этого они сами предъявили Антанте ряд претензий в качестве обеспечения своего нейтралитета. Россию настолько встревожило прибытие «Гебена» в акваторию Черного моря, что она изъявила готовность платить. Подобно грешнику, который отказывается от пожизненных вредных привычек на смертном одре, она даже согласилась более не притязать на Константинополь. 13 августа министр иностранных дел Сазонов предложил Франции представить Турции официальные гарантии ее территориальной целостности и посулить «существенные финансовые выгоды за счет Германии» в обмен на нейтралитет. Более того, он был готов пообещать, что Россия будет соблюдать эти договоренности, «даже если мы победим».
Французы согласились и «поменяли местами небо и землю», как выразился президент Пуанкаре, чтобы принудить Турцию к соблюдению нейтралитета и убедить Великобританию присоединиться к совместным гарантиям. Но англичане не желали вести переговоры и оплачивать нейтралитет своего бывшего протеже. Черчилль, в своих «наиболее воинственных» и «яростно антитурецких» речах, предлагал кабинету министров отправить флотилию торпедных катеров в Дарданеллы и потопить «Гебен» и «Бреслау». Это был единственный шаг, способный, вероятно, убедить колеблющихся турок, единственный шаг, который мог бы предотвратить то, что в конечном счете произошло. Один из самых острых и смелых военных умов Франции уже предложил этот шаг — в день, когда немцы вошли в проливы. «Мы должны идти за ними, — сказал генерал Галлиени, — в противном случае Турция придет за нами». Увы, в британском правительстве предложение Черчилля заблокировал лорд Китченер, который заявил, что Англия не может позволить себе оскорблять мусульман, напав на Турцию. Турок нужно оставить в покое, «пока они сами не нанесут удар».
Почти три месяца, пока союзники попеременно то угрожали, то торговались и пока немецкое военное влияние в Константинополе неуклонно возрастало, в турецком правительстве продолжались споры и выяснения отношений. К концу октября Германия, уставшая от бесконечных проволочек, потребовала определенности. Активное участие Турции в войне, для блокады России с юга, стало необходимостью.
Двадцать восьмого октября бывшие «Гебен» и «Бреслау», под командованием адмирала Сушона и в сопровождении нескольких турецких миноносцев, вошли в Черное море и обстреляли Одессу, Севастополь и Феодосию. Результатом атаки стали незначительные потери среди гражданского населения и гибель русской канонерки.
Ошеломленные «предательством» немецкого адмирала, члены турецкого правительства в своем большинстве высказались за дезавуирование его действий, но дальше слов дело не пошло. Решающим доводом оказалось присутствие «Гебена» в заливе Золотой Рог, причем на борту крейсера находились немецкие офицеры и немецкий экипаж, которым турецкое правительство было не указ. Талаат-паша убедил своих коллег, что здание правительства, дворец султана, столица империи, они сами, их дома, их родные и близкие — все под прицелом орудий «Гебена». В таком положении уже не до высылки немецких военной и военно-морской миссий, на чем настаивали союзники в качестве доказательства нейтралитета Турции. Признав агрессию турок состоявшейся, Россия объявила войну Турции 4 ноября, а Великобритания и Франция — на день позже.
После этого война мало-помалу распространилась на половину земного шара. В нее втянулись или оказались втянуты соседи Турции — Болгария, Румыния, Италия и Греция. Поскольку выход в Средиземное море для нее закрылся, Россия очутилась в зависимости от Архангельска, по полгода скованного льдами, и Владивостока, от которого до линии фронта было 8000 миль. Из-за блокады Черного моря российский экспорт упал на 98 процентов, а импорт — на 95 процентов. Отсечение России со всеми последствиями этого факта, напрасное и трагическое кровопролитие в Галлиполи, отвлечение сил союзников на операции в Месопотамии, у Суэцкого канала и в Палестине, итоговый распад Османской империи и последующая история Ближнего Востока — таковы результаты прорыва «Гебена».
Другие последствия оказались не менее печальными, пусть и не столь значительными. Столкнувшись с осуждением коллег, адмирал Траубридж потребовал расследования, по итогам которого его отдали в ноябре 1914 года под трибунал — по обвинению в том, что он «запретил преследование немецкого корабля «Гебен», когда враг бежал». Впрочем, на основании того, что он был вправе трактовать «Гебен» как «превосходящую силу», адмирала оправдали. Траубридж продолжил морскую службу во время войны, однако, по единодушному негласному признанию трусом, ему больше не поручали командовать боевыми эскадрами. Адмирал Милн, отозванный 18 августа и оставивший Средиземное море французам, по возвращении на родину был отстранен от командования. 30 августа адмиралтейство объявило, что его поведение и приказы во время охоты на «Гебен» и «Бреслау» стали «предметом тщательного изучения», по результатам которого «их светлости одобрили предпринятые им действия во всех отношениях». Их светлости, не осознававшие важности Константинополя, не искали козла отпущения.
Сосредоточение армий продолжалось, но передовые отряды германских и французских войск, как через огромную вращающуюся дверь, уже выходили на поля сражений. Немцы шли с востока, а французы с запада. Противники стремились прежде всего оказаться на крайних правых от себя точках этой вращающейся двери, удаленных друг от друга на триста миль. Немцы намеревались идти вперед, игнорируя действия французов, на штурм Льежа и его двенадцати фортов, которые следовало уничтожить, чтобы открыть дороги через Бельгию для армий правого крыла. Французы, также не обращая внимания на передвижение войск противника слева от себя, рвались в Верхний Эльзас, скорее по сентиментальным, чем по стратегическим соображениям, надеясь вступить в войну на волне национального энтузиазма и вызвать восстание местного населения против Германии. Стратегически этот маневр имел целью закрепить французский правый фланг на Рейне.
Льеж, подобно воротам средневекового замка, преграждал Германии доступ в Бельгию. Построенный на крутом пятисотфутовом холме, вздымавшемся на левом берегу Мааса, окруженный вместо рва рекой, имевшей здесь ширину в 200 ярдов, этот город вместе с 30-мильной цепью фортов считался в Европе наиболее грозным оборонительным рубежом. Десять лет назад Порт-Артур, прежде чем пасть, выдержал девятимесячную осаду. Согласно мировому общественному мнению Льеж, без сомнения, мог повторить рекорд Порт-Артура или вообще оказаться неприступным.
Вдоль бельгийских и французских границ сконцентрировались семь германских армий общей численностью в 1 500 000 человек. По порядку номеров на крайнем правом фланге с немецкой стороны у Льежа находилась 2-я армия, на крайнем левом фланге, в Эльзасе, — 7-я. 6-я и 7-я образовывали германское левое крыло из 16 дивизий, 4-я и 5-я входили в центральную группировку из 20 дивизий. 1, 2 и 3-я армии составляли правое крыло, включавшее 34 дивизии, которым и предстояло пройти через Бельгию. Правому крылу придавался отдельный кавалерийский корпус из трех дивизий. Армиями правого крыла командовали генералы фон Клук, фон Бюлов и фон Хаузен; всем им было по 68 лет, а первые два являлись ветеранами кампании 1870 года. Кавалерийский корпус находился под командованием генерала фон Марвица.