И все же в тот вечер, под давлением неопровержимых доказательств, главный штаб заколебался. Отвечая на последнее срочное донесение Ланрезака, Жоффр согласился «изучить» предлагаемое перемещение 5-й армии и разрешить «предварительные мероприятия» для маневра, хотя все еще настаивал, что угроза флангу Ланрезака «далека от непосредственной и ее определенность совсем не абсолютна». К следующему утру, 15 августа, эта угроза стала очевидной. Главный штаб, взвинченный до предела в ожидании наступления, озадаченно следил за левым флангом. В 9 часов утра Ланрезаку сообщили по телефону, что он может подготовиться к маневру, но не должен осуществлять его без прямого приказа главнокомандующего. В течение дня в главный штаб поступили новые донесения: германская кавалерия, численностью до 10 000 человек, форсировала Маас у Юи; затем пришло сообщение, что противник атакует Динан и уже захватил цитадель, господствовавшую над городом и расположенную на высокой скале на правом берегу; в следующем донесении сообщалось, что противник предпринял попытку форсирования общими силами, но был встречен I корпусом Ланрезака, выдвинувшимся с левого берега, и в жестоком бою отброшен через мост обратно (в этом бою в числе первых раненых оказался двадцатичетырехлетний лейтенант по имени Шарль де Голль). Это был тот самый корпус, которому 12 августа разрешили перейти реку.
Теперь уже угрозу слева невозможно было преуменьшить. В 7 часов вечера Ланрезаку передали по телефону прямой приказ Жоффра переместить 5-ю армию в угол между Самброй и Маасом, а через час приказ был подтвержден письменно. Главный штаб уступил — но не до конца. Приказ — специальное распоряжение № 10 — изменял планы ровно настолько, чтобы избежать угрозы охвата, но не настолько, чтобы отказаться от наступления по «Плану-17». В документе говорилось, что противник, «очевидно, предпринимает основные усилия силами своего правого фланга к северу от Живе» (как будто Ланрезак этого не знал), и предлагалось главным силам 5-й армии двинуться на северо-запад, чтобы «действовать совместно с английской и бельгийской армиями против войск противника на севере». Один корпус 5-й армии должен был остаться развернутым на северо-восток, чтобы поддержать 4-ю армию, на которую теперь возложили задачу наступления в Арденнах. Фактически в соответствии с этим приказом порядки 5-й армии должны были растянуться на запад на более широком фронте без получения дополнительных сил.
Приказ № 10 требовал от генерала де Лангля де Кари, командующего 4-й армией, приготовиться к наступлению «в общем направлении на Нефшато», то есть прямо в сердце Арденн. Чтобы усилить эту армию, Жоффр предпринял сложный обмен частями между армиями де Кастельно, Ланрезака и де Лангля. В результате два корпуса, обученные Ланрезаком, у него забрали и заменили другими, совершенно новыми. Хотя в составе новых частей были две очень боеспособные дивизии из Северной Африки, которые пытался остановить «Гебен», излишние перемещения и изменения в последнюю минуту только усилили недовольство Ланрезака, близкое к отчаянию.
В то время как вся французская армия имела целью нанесение удара в восточном направлении, ему вменялось в обязанность защищать неприкрытый фланг Франции от удара, который, по его мнению, должен был ее погубить. Ланрезак считал, что на его долю выпала самая тяжелая задача — хотя главный штаб придерживался другого мнения — при самых малых средствах. Его настроение не улучшилось от того, что ему предстояло действовать совместно с двумя независимыми армиями — английской и бельгийской, командующие которых были выше чином и совершенно ему незнакомы. Солдаты Ланрезака должны были совершить в августовскую жару восьмидесятимильный марш за пять дней, и даже если им удастся достичь Самбры раньше немцев, он боялся, что окажется все равно слишком поздно. Немцы выйдут к реке такими силами, что остановить их будет невозможно.
И куда же запропастились англичане, которые должны быть у него на левом фланге? До сих пор их еще никто не видел. Хотя Ланрезак и мог узнать точное местонахождение союзников в главном штабе, он больше не верил штабистам и мрачно подозревал, что Франция оказалась жертвой какого-то хитрого английского трюка. Либо британские экспедиционные силы суть миф, либо они доигрывали последний матч в крикет перед тем, как вступить в войну, но в существование экспедиционных сил он поверит только тогда, когда их своими глазами увидит кто-нибудь из его офицеров. Ежедневно — и безрезультатно — высылались разведывательные дозоры, в состав которых почему-то входил английский офицер связи при 5-й армии лейтенант Спирс (весьма странное занятие для офицера связи, которое, кстати, Спирс так и не объяснил в своей знаменитой книге). Им не удалось обнаружить ни одного солдата в хаки. Отсутствие англичан все больше усиливало тревогу Ланрезака, усугубляя ощущение надвигающейся опасности. «Мое беспокойство, — писал он, — достигло предела».
Одновременно с приказом № 10 Жоффр попросил Мессими перебросить с позиций на побережье три территориальные дивизии, заполнив ими промежуток между Мобежем и Ла-Маншем. Чтобы организовать хоть какую-нибудь оборону против германского правого фланга, он готов был скрести по сусекам, но ни за что не соглашался взять хотя бы одну дивизию из числа выделенных для лелеемого им наступления. Он все еще не хотел признавать, что противник навязал ему свою волю. Никакие Ланрезаки, Галлиени и разведсводки в мире не могли поколебать его убеждения в том, что чем сильнее окажется правый фланг немцев, тем более многообещающими выглядят французские перспективы на захват инициативы в центре.
Марш германских войск через Бельгию был подобен нашествию хищных муравьев, которые время от времени неожиданно выходят из южноамериканских джунглей, на своем пути пожирая все и сея смерть, не останавливаясь ни перед какими препятствиями, будь то дорога или деревня, город или река. Армия фон Клука шла севернее Льежа, а армия фон Бюлова — к югу от города, вдоль долины Мааса, на Намюр. «Маас — драгоценное ожерелье, — как-то сказал король Альберт, — а Намюр — его жемчужина». Просторная долина Мааса, текущего среди скалистых гор, его широкие ровные берега служили излюбленным местом отдыха, куда по традиции каждый август выезжали на семейные пикники — мальчишки купались, мужчины ловили рыбу, укрываясь под солнечными зонтиками, матроны вязали, сидя на складных стульчиках, по реке скользили под парусами белые прогулочные лодки, а от Намюра до Динана ходили экскурсионные катера. Часть армии фон Бюлова форсировала реку около Юи, на полпути между Льежем и Намюром, чтобы двинуться по обоим берегам на вторую прославленную бельгийскую крепость. Кольцо фортов, окружавших Намюр и построенных так же, как у Льежа, было последним бастионом перед Францией. Надеясь на железный кулак своих осадных орудий, которые так хорошо поработали в Льеже, а теперь шли в обозе Бюлова ко второй цели, немцы рассчитывали покончить с Намюром за три дня. Слева от фон Бюлова двигалась на Динан 3-я армия, под командованием генерала фон Хаузена. Обе армии должны были сойтись у слияния Самбры и Мааса, в том самом треугольнике, куда спешила армия Ланрезака. Однако пока на фронте стратегия Шлиффена разворачивалась по плану, в штабе этот план дал трещину.
Шестнадцатого августа германский главный штаб, остававшийся в Берлине до конца концентрации войск, переехал на Рейн, в Кобленц, примерно в 80 милях позади центра германского фронта. Отсюда, мечтал Шлиффен, главнокомандующий — не Наполеон, наблюдающий за битвой с вершины холма верхом на белой лошади, а «современный Александр», — будет управлять сражением «из просторного дома с множеством кабинетов, где под рукой были бы телефон, телеграф и радио, а поблизости — армада ожидающих приказа автомобилей и мотоциклов. Здесь, в удобном кресле, у большого стола, современный главнокомандующий наблюдал бы за ходом боя по карте. Отсюда он бы передавал по телефону вдохновляющие слова и здесь бы получал донесения от командующих армиями и корпусами, а также сведения с воздушных шаров и дирижаблей, следящих за маневрами противника».