«Вы собираетесь отступить перед каким-то кавалерийским заслоном?» — бушевал полковник. Пораженный и возмущенный, он обвинил бельгийцев в том, что они «покидают» французов без предупреждения, «как раз когда французский кавалерийский корпус появился к северу от Самбры и Мааса». Военные последствия, говорил он, будут тяжелыми, моральный успех немцев — большим, а Брюссель окажется открыт «набегам германской кавалерии». Так он оценивал противника, который через два дня, располагая силами свыше четверти миллиона человек, взял Брюссель. Однако, несмотря на ошибочное мнение и грубый тон полковника Адельберта, его беспокойство было понятно с французской точки зрения. Отступление к Антверпену означало, что бельгийская армия уйдет с фланга союзного фронта и потеряет соприкосновение с французами как раз накануне великого французского наступления.
В течение всего дня 18 августа решение короля несколько раз менялось — намереваясь спасти бельгийскую армию от уничтожения, он не желал оставлять выгодные позиции в тот момент, когда могла подойти французская помощь. На исходе дня дилемма, стоявшая перед королем, была разрешена Жоффром, издавшим приказ № 13. Согласно ему, основные французские усилия будут предприняты в другом направлении, а Бельгия должна защищать проход к западу от Мааса при возможной поддержке 5-й армии и англичан. Король Альберт отбросил колебания. Он подтвердил свой приказ об отступлении к Антверпену, и в ту же ночь пять бельгийских дивизий снялись с позиций у реки Гете и отошли к укрепленному району у Антверпена, которого достигли 20 августа.
Отданный Жоффром приказ № 13 был сигналом «приготовиться» для большого наступления на германский центр. Приказ был адресован 3-й, 4-й и 5-й армиям и доводился до сведения бельгийцев и англичан. Он предписывал 3-й и 4-й армиям генералов Рюффе и де Лангля де Кари подготовиться к атаке через Арденны, оставив 5-ю армию перед альтернативой, и дальнейший выбор зависел от окончательной оценки германских сил к западу от Мааса. В первом случае Ланрезак должен был атаковать на север «в полном взаимодействии с бельгийской и английской армиями», а в другом, если противник двинет «только часть своей правофланговой группировки» к западу от Мааса, Ланрезаку предстояло вновь пересечь реку и поддержать главное наступление через Арденны, «предоставив бельгийской и английской армиям борьбу с германскими силами к северу от Самбры и Мааса».
Это был невозможный приказ. Он требовал от армии Ланрезака — не от сплоченного соединения, а от разношерстной массы из трех корпусов и семи отдельных дивизий, растянувшихся по фронту более чем на тридцать миль и совершавших в этот момент движение к Самбре, — выбрать один из двух путей, причем во втором случае необходимо было вернуться на первоначальную позицию, с которой Ланрезак с таким трудом ушел всего три дня назад. Ожидать, пока Жоффр выберет одно из направлений, означало бы для армии Ланрезака полный паралич, а фраза «только часть правого крыла противника» лишь подтвердила потерю доверия к главному штабу. Игнорируя второе направление, Ланрезак двинулся к Самбре. Он сообщил Жоффру, что достигнет позиции к 20 августа, контратакует войска противника, пытающиеся форсировать реку между Намюром и Шарлеруа, и «отбросит его обратно в Самбру».
На марше батальоны Ланрезака пели «Самбру и Маас», памятную и любимую песню французской армии 1870 года.
Полк Самбры и Мааса марширует
Под клич свободы!
Идет дорогой славы, ведущей к бессмертию.
Полк Самбры и Мааса погибает
Под клич свободы!
Прославив себя боями, сулящими бессмертие.
Причиной появления приказа № 13 было твердое решение генерального штаба осуществить «План-17», носитель всех надежд на победу в результате решающего сражения. В августе, когда война только начиналась, господствовало мнение, что ее можно быстро закончить одной решающей битвой. Генеральный штаб слепо верил, что, как бы силен ни был германский правый фланг, французское наступление через центр сможет изолировать его и уничтожить. В ту ночь Мессими, «обеспокоенный» слабо защищенной границей ниже Самбры, позвонил Жоффру и получил ответ, что главнокомандующий спит. Страх перед Жоффром пересилил беспокойство, и министр согласился не будить генерала. Вертело успокоил Мессими такими словами: «Если немцы сделают глупость и совершат обходный маневр через Северную Бельгию, тем лучше. Чем больше солдат окажется у них на правом крыле, тем легче будет нам прорваться через их центр».
В тот день германское правое крыло уже шло по Бельгии. Фон Клук справа приближался к Брюсселю, фон Бюлов наступал в центре на Намюр, а фон Хаузен слева — на Динан. Намюр, удерживаемый 4-й бельгийской дивизией и своим гарнизоном, одиноко стоял перед противником. Считалось, что он, несмотря на случившееся с Льежем, является неприступной крепостью. Даже те, кто учитывал опыт Льежа, полагали, что Намюр продержится по крайней мере до тех пор, пока Ланрезак не перейдет Самбру, а затем его войска присоединятся к защитникам Намюра, заняв оборону по линии фортов. Подполковник Дюрюи, бывший военный атташе в Брюсселе, посланный в Намюр в качестве офицера связи, мрачно доносил Ланрезаку 19 августа: по его мнению, крепость долго не продержится. У отрезанных от остальной армии защитников плохое моральное состояние и не хватает боеприпасов. Многие не соглашались с этим, но Дюрюи по-прежнему был полон пессимизма.
Восемнадцатого августа авангард фон Клука достиг реки Гете и не нашел бельгийской армии. Уничтожение этой армии как раз и входило в задачу фон Клука. Он рассчитывал выполнить ее, нанеся удар между бельгийскими войсками и Антверпеном, окружить их, не дав дойти до укрепленного района. Но он опоздал. Маневр короля Альберта спас армию, сохранил ее и превратил в угрозу тылу фон Клука, когда позднее тот повернул на юг для марша на Париж. «Им всегда удавалось ускользать от нас, и поэтому мы не сумели нанести им решительного поражения и не дать уйти к Антверпену», — доносил генерал своему главному штабу.
Фон Клуку вскоре пришлось поворачивать на юг, не только имея у себя в тылу бельгийцев, но и столкнувшись с новым противником, англичанами, которые появились перед его фронтом. Немцы рассчитывали, что логически лучшим местом для английской высадки будут порты, ближайшие к бельгийскому фронту, поэтому конная разведка фон Клука, поддавшись удивительному человеческому качеству видеть то, что хочется, там, где этого нет, надлежащим образом донесла, что англичане высаживаются 13 августа у Остенде, Кале и Дюнкерка. Это означало, что в любой момент они могут оказаться перед фронтом фон Клука. На самом же деле англичан там, разумеется, не было. Они высаживались гораздо дальше, в Булони, Руане и Гавре. Сообщение о высадке в Остенде, однако, заставило главный штаб забеспокоиться, поскольку при повороте на юг правое крыло фон Клука могло оказаться под ударом англичан, а если бы он развернул свой левый фланг им навстречу, то между его армией и армией фон Бюлова возник бы разрыв. Чтобы предотвратить эту опасность, главный штаб 17 августа подчинил Клука, к его крайнему неудовольствию, фон Бюлову. Как мог главный штаб, имея донесение о высадке англичан в Остенде, в тот же самый день сообщить Рупрехту, что они еще не высадились и могут вообще не сделать этого, остается одной из тайн войны, о разгадке которой можно строить разве что предположения. Возможно, в главном штабе левым и правым крылом занимались две различные группы офицеров, которые по какой-то причине имеющимися сведениями об оперативной обстановке друг с другом не делились.