Я окончила девять классов и, как многие девочки из детдома, поступила в золотошвейное училище, одно из немногочисленных учебных заведений нашего городка.
Первым делом, оказавшись в общаге, я написала письмо батюшке и сама отнесла его на центральную почту нашего городка. Какая-то женщина, услышав, с каким пристрастием я спрашиваю, как понадёжнее отправить письмо, чтобы оно непременно дошло, помогла мне оформить письмо с уведомлением о вручении и сама за всё заплатила, очевидно, угадав во мне не приспособленную к жизни, нищую детдомовку.
Через некоторое время пришёл ответ от нового священника, служащего на месте отца Андрея. Батюшку отправили служить в далёкий приход на границе с Вологодской областью. Всё, что мог сообщить мне новый настоятель, — это название деревеньки. Зачем, кому понадобилось, в чём был смысл назначения пожилых людей, которым уже физически трудна деревенская жизнь, в абсолютную глушь — непонятно. Скорее всего, батюшка с его твёрдым характером имел конфликт с местным церковным начальством. Тогда я ещё не могла сформулировать, что в России здравый смысл не имеет никакого значения, всё зависит от личных отношений, всем управляют связи. Не могла сформулировать, но чувствовала это точно и сталкивалась с этим то и дело.
Я начала работать на золотошвейной фабрике и обдумывать возможности поездки в глушь к батюшке. Смотрела в Интернете карты и варианты проезда, которых практически не было. По картам за крупным селом, до которого ещё можно было добраться на перекладных, мало-мальски проезжая дорога обрывалась, шли бледные штришки, называемые «зимник», то есть доехать до батюшкиной деревни можно только зимой… Выходило, что поездка откладывалась почти на полгода… Ничего, утешала я себя, подкоплю денег и поеду.
И вдруг это таинственное «тебя отобрали», с завистью сказанное соседкой по комнате.
Действительно, прямо на следующий день меня вызвали в красный уголок нашей золотошвейной фабрики. Там сидела женщина. Говорила вежливо, на «вы», но как-то неприятно. Сказала, что завтра в шесть тридцать утра я должна, взяв с собой самое необходимое, стоять у входа в общежитие и ждать автобус, который отвезёт меня на турбазу для дальнейшего тестирования и тренировок. Я сказала, что не хочу.
— Если бы кого-нибудь интересовало, хотите вы или нет, — сказала женщина, — то вас бы обязательно спросили. В шесть тридцать у входа.
Автобус был неполный. Нас привезли не на турбазу, а в санаторий с прекрасным парком на берегу реки. Поселили в просторных комнатах по двое.
Вот было счастье!
Ведь после уютной детской в доме батюшки я больше десяти лет жила в казённых густонаселённых спальнях детдомов и общаг, где по ночам творились ужасы…
А тут — комната с большим окном и балконом, телевизор, письменный стол, круглый столик, чтобы пить чай, вместительный шкаф, хорошие кровати с белым, не драным и не запятнанным бельём…
Почти все девушки и ребята, бывшие детдомовцы, не могли привыкнуть жить по двое и в свободное («личное», как это там называлось) время набивались битком в одну комнату. Только после вечерней проверки строгого куратора нехотя разбредались ночевать по двое.
Моей соседкой была девочка, детдомовка из соседней губернии.
Её отец из ревности убил мать и получил пожизненное.
Девочка была красивая, как на картинке, но очень бестолковая, верила во все идиотские приметы, однако её не отчисляли, и я вспомнила слова Смирновой, что нас отобрали кто поздоровее и посимпатичнее и будут «спаривать» для заселения приоритетных земель на Дальнем Востоке и в Забайкалье. Уж такая-то красавица точно годится только для «спаривания», чтобы народить рослых, длинноногих, светловолосых. Но пока что «спаривать» нас никто не собирался, инструкторы и кураторы зорко следили за нашим целомудрием — никому из нас не было восемнадцати.
Занятия были спланированы довольно странно. Одну неделю занимались только спортом, верховой ездой, лёгкой атлетикой, другую — историей России, всемирной историей, историей культуры, третью неделю — информатикой, четвёртую — языками. Преподавали нам также манеры, танцы и культуру речи. Ежедневно были общие утренние и вечерние молитвы, много внимания уделялось изучению Нового Завета, толкованию молитв, житиям святых. Пожалуй, столько же долгих часов было отведено единоборствам, физической подготовке, стрельбе, навыкам оказания первой помощи.
Приезжал человек по имени Имран Дамирович. Кому трудно, говорите — Иван Данилович, разрешил он. Я мигом запомнила «Имран Дамирович» и видела, что ему это очень приятно. Имран Дамирович не был ни инструктором, ни куратором, он просто общался с нами, разговаривал на самые разные темы.
Задавал вопросы. Почему люди врут, что мешает жить людям в нашей стране и в мире, что важнее — мечта или цель жизни. Помню, я говорила о связи мечты и цели жизни. Например, говорила я, моя мечта — чтобы не было детских домов, не было сирот. Это мечта, может, и недостижимая. Но приблизиться к осуществлению этой мечты можно, став влиятельным человеком, кем-то, кто руководит жизнью.
Имран Дамирович несколько раз побывал в космосе. По образованию он был учёный-биофизик, но прекрасно разбирался в православии, цитировал святых отцов. В молодости Имран Дамирович был атеистом, но с годами понял, что без Бога ничто невозможно.
Мне всегда очень нравилось учиться. Благодаря привитой отцом Андреем любви к чтению я училась легко, знала гораздо больше своих товарищей и в этой группе быстро стала первой ученицей. Имран Дамирович выделял меня из всех, и иногда я отваживалась задавать ему вопросы не по уставу.
Например, я спросила его, кто мы такие. Некоторые инструкторы называли нас бойцами, а некоторые — послушниками. Имран Дамирович рассмеялся и сказал, что если мне нравится слово «боепослушник», «боепослушница», то я могу ввести его в обиход среди своих товарищей. Потому что мы и бойцы, и послушники одновременно.
Мы шли гурьбой по берегу реки. Было наше «личное» время. Мы с Имраном Дамировичем немножко отстали от всех, и он сказал:
— На вас вся надежда. Через некоторое время вас начнут готовить к экспедиции. Раньше в космос летали атеисты — коммунисты и комсомольцы, и диалога с Господом не получилось. Теперь же очень важно получить от Господа указания, советы по развитию нашей страны, по тому, какой путь ей выбирать дальше, куда двигаться. Для этого разговора будет снаряжена экспедиция молодых монахов.
Пытаясь понять, шутит он или нет, я молча смотрела в его серьёзные глаза.
«Это региональные курсы, — говорили нам. — Такие есть по всей стране, когда понадобится, вас объединят. Вы золотой запас, элита, гордость страны, на вас вся надежда…»
Нормально, элита, думала я, вспоминая своё раннее детство в деревне у матери.
Для чего же действительно нас отобрали и учили, был ли это просто чей-либо очередной «бизнес-проект» для отмывки денег, для галочки, или на самом деле нас для чего-то готовили — я и сейчас не могу понять до конца.