МУХОВ. Ха-ха-ха-ха-ха! Я так и знал, что ты сейчас это скажешь…
ГЕНВАРЁВ. У меня тоже нянька была. Циля Яковлевна. Ну, мать-то всё на химкомбинате в две смены припахивала, а мы с Цилей Яковлевной, значит. Она мне ещё песню пела. Колыбельную. Три танкиста выпили по триста… Боевая старуха была… Да…
МГЛОВА. Генварёв, а ты правда читать не умеешь?
МУХОВ (сквозь зубы). Идиотка…
ГЕНВАРЁВ. В детстве болел часто, не успел буквы выучить, а теперь что уж… Поздно теперь…
МУХОВ. Он зато азбукой морзе овладел в совершенстве. И вообще, Фрося. Отстань от Генварёва. Отстань от него. Он достойнейший человек. Ну подумаешь, читать не умеет. Ты-то вот кто такая? Умеешь читать, а что толку? Пушкин то, Пушкин сё, Пушкин ел яблочный пирог, обожал кошек, носил «Левайс» и брызгался одеколоном «Искейп»… И что? Что ты всё со своим Пушкиным? Лучше бы вон диван пропылесосила… У Генварёва прекрасная, нужная людям профессия!
ГЕНВАРЁВ. Не наезжай, Паша, брось… Ты, Евфросинья, молодец. Такие у тебя пирожки с луком… Прямо вот жениться сразу на тебе хочется…
МГЛОВА. За пирожки с луком каждый дурак жениться горазд. Ты бы вот лучше душу мою нежную полюбил.
МУХОВ. Ха-ха!
ГЕНВАРЁВ. Пойди докопайся до твоей души. Ты ж всё пирожками отбиваешься…
МГЛОВА. А знаете, однажды когда-то давно, ещё в институте или даже в школе, я шла по улице очень рано утром, а там весна, и утро такое серое, но не потому, что погода плохая, а просто солнца ещё не видно, но уже совсем, совсем тепло, уже, наверное, апрель, и вот у тротуара остановился грузовик, полный красных флагов, водитель стоит и курит, а ещё один мужик и ещё какой-то парень вешают флаги на дом, и они сразу так распрямляются и щёлкают на ветру, утро такое туманное, тёплое, пустое Садовое кольцо и красные флаги щёлкают на ветру…
Пауза. Генварёв ест. Мухов смотрит на Мглову.
МУХОВ. Ну и что?
МГЛОВА. Что?
МУХОВ. К чему это лирическое отступление?
МГЛОВА. Так… Просто.
МУХОВ. А, просто… Нечего на Новый год нас тут грузить. Никого не интересует твоя красножопая юность. Ясно?
Мглова молчит, пригорюнясь.
ГЕНВАРЁВ (ласково). Что ты, Фрося? Всё о Пушкине скучаешь? Ну ничего, ничего…
Генварёв смотрит на часы, выглядывает в окно, свистит, машет рукой. Улыбается, подмигивает Мгловой, наскоро прибирает на столе.
Входит тщедушный парнишка рабочего вида. Очень смущён.
ГЕНВАРЁВ. Встречай, Евфросинья. Знакомься. Пушкин Александр.
Мглова недоверчиво и почти брезгливо разглядывает гостя.
МГЛОВА (холодно). Вы что, господа, офонарели?
МУХОВ. Ну вы посмотрите! Какова, а? Целыми днями — Пушкин, Пушкин, а притащили Пушкина — нос воротит.
МГЛОВА. Это кто вообще такой? Как бы чего не спионерил.
ГЕНВАРЁВ. Обижаешь, подруга. Пушкин — парень надёжный, честный, рабочая косточка, не чета всяким там разгвоздяям…
Гость смотрит по сторонам, глядит на угощение.
МУХОВ. Говорят тебе, он Пушкин! Генварёв, может, по всей Москве за ним гонялся, чтобы тебе на Новый год приятное сделать…
МГЛОВА. Какой же это Пушкин?!
ГЕНВАРЁВ. А кто по-твоему? Шильбермахер? Пушкин! Александр. Саня, покажи ей документы.
Гость никак не отзывается.
ГЕНВАРЁВ (погромче, жестикулируя перед носом гостя). Документы, Саня, покажи ей, где фамилия написана.
Гость не шевелится. Генварёв хлопает его по карманам.
ГЕНВАРЁВ. Не захватил, видно… Глуховат он у нас после контузии. Садись, Санёк. (Усаживает Пушкина на стул, ставит перед ним чистый прибор.)
МГЛОВА. Что за контузия еще?
МУХОВ. Он на Кавказе срочную службу нёс.
МГЛОВА. Ага, понятно.
МУХОВ. Что тебе понятно? Понятно ей!
ГЕНВАРЁВ. Да он никого пальцем не тронул! Только прибыли, сразу колонна в засаду попала… На мине подорвались. Расскажи, как в засаду-то попали.
Пауза. Гость молчит.
ГЕНВАРЁВ. Эх, немтырь. Речь вот тоже не того что-то после контузии. Доктора говорят — восстановится.
МУХОВ. Пошли, братцы, рояль переставим. Втроём как раз сподручно.
ГЕНВАРЁВ. Пушкину тяжёлое нельзя поднимать. Вдвоём справимся. Евфросинья, пригляди за Пушкиным. Не обижай его.
Генварёв и Мухов уходят.
Мглова и гость остаются одни. Мглова пристально глядит на него. Он смущается. Улыбается неловко. Мглова приближается к нему вплотную.
МГЛОВА (злым шёпотом). Ты, сволочь, что сюда припёрся? Ну-ка, быстро отвечай, как твоя фамилия.
Гость кивает невпопад. Мглова отдаляется и снова разглядывает его.
МГЛОВА. Наверняка Сидорчук. Или вообще Гандрабура. Бесстыжие твои глаза. Ты хоть Пушкина читал? Жалко, салата из мочёных яблок не осталось. Небось голодный? (Пододвигает к нему угощение.)
Гость с удовольствием ест. Мглова смотрит на гостя.
Отворачивается.
МГЛОВА. Ужас… Вот ведь злодеи в начальствах сидят! Спрашивается, если у человека фамилия Пушкин, то зачем его на войну посылать? Его же беречь надо… В крайнем случае куда-нибудь в клуб или в оркестр… Зачем Пушкина-то в самое пекло? (Смотрит на гостя с жалостью и тревогой, дотрагивается до его плеча, он вздрагивает, перестаёт есть, смотрит на Мглову.) Страшно на войне? Тяжко? Бедный… (Гладит его по руке.)
Гость внимательно и печально смотрит на Мглову, виновато улыбается и вынимает изо рта разноцветный шарик. Потом ещё один, ещё. Тянет из кармана у Мгловой бесконечную алую ленту, показывает другие фокусы, подхватывает оторопевшую Мглову, они танцуют что-то похожее на танго.
Входят Генварёв и Мухов.
ГЕНВАРЁВ. Ты что? Ты что?! Ты что с Пушкиным вытворяешь? Ему резкие движения делать запрещено!
Мглова и гость перестают танцевать. Ни с того ни с сего гость начинает хихикать, просто давится от смеха, и убегает прочь.
ГЕНВАРЁВ. Эй, Саня, погоди! Ему же волноваться нельзя, он же контуженый.
МГЛОВА. Сами вы контуженые. Ты да Мухов. Оба. (Наливает себе вина.)
МУХОВ. И никакой благодарности! Человека в новогоднюю ночь потревожили, чтобы ей сюрприз сделать, а она и ухом не ведет.
ГЕНВАРЁВ. Ты, Фрося, можешь не верить, а он правда Пушкин Александр. Я тебе список покажу на улучшение жилья. У нас в клубе интернационалистов. Пушкин. Александр.