Контора | Страница: 68

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Володя... — Взгляд, полный укора.

— Оль, ну давай я принесу справку от врача, что носить эту хрень на шее — рушить психику клиентов?

— Еще лучше справку от ветеринара, что в них живут клещи.

— Умница! Ветеринар, конечно, клещами не занимается, но справку такую даст. Хотя бы для того, чтобы не очень расстраивать осла, придумывающего эти приказы.

— Володь, наденешь или нет?

— Оля, я ради тебя готов сразиться с Горцем, но это... Моя тонкая романтическая конституция не выдержит и рухнет к твоим ногам грудой ломаных веников. Ты этого хочешь?

— Наденешь или нет?

— Можно хоть постирать его?

— Галстуки не стирают. И вообще: перед смертью не надышишься. Надевай!

— Нет, без санобработки не могу. Можно сдать в химчистку? И потом принести справку, что он сгорел в жаровом шкафу. А что, бывает же такое. Я подам на химчистку в суд и заставлю их компенсировать убытки. Как думаешь. много дадут? По доллару за каждый нарисованный холодильник...

— Володя, мне еще анкеты заполнять!

Анкеты! Тот еще бред. Приказом того же Худоротова всем менеджерам предписывалось заполнять анкету по каждому клиенту. Семь десятков вопросов, целое дело! Кто он, откуда, как давно покупает оборудование, чем занимается, есть ли хобби, курит ли! Говорят, ввести эти анкеты предложил какой-то умник из маркетинга. На самого клиента уходило бы четверть часа, а на анкету — остаток рабочего дня. Да и кто, скажите на милость, станет отвечать на эту уйму вопросов? Парень с рынка заехал купить ларь для мороженого, а его спрашивают о хобби и вероисповедании! Спасибо-, что не о сексуальной ориентации или характере физиологических отправлений на утро после употребления селедки и сметаны. Да большинство клиентов с неохотой называют свою фамилию: у них нет желания светиться перед налоговиками, да и время поджимает. Так что спрашивать их о татуировках и семейном положении чревато вызовом неотложки или просто потерей клиента.

Тема анкет обсуждалась много активнее, чем приложение о галстуках, и разговор неминуемо соскользнул бы на них, не появись в зале автор эпохальных указов господин Худоротов.

— Талльская! Подойдите сюда!

Это прозвучало как приказ. Тон не предвещал приятной беседы, не возникало сомнений, что новый коммерческий директор вне себя от злости. Тем не менее это не давало ему права на подобный тон.

Ольга повернулась в сторону шефа, но осталась на месте: да, она слышит шефа, но не намерена позволять подобный тон.

Худоротов, выдержав паузу, подошел сам.

— Я не пойму, что происходит! — рявкнул он, приблизившись к подчиненной.

— Что случилось? — Голос ее не дрогнул.

— Почему не выполняются мои приказы?

— Выполняются. Находятся в стадии выполнения. А вы бы, Егор Семенович, не кричали так. Клиентов распугаете.

— Что?!

То ли Худоротов внял совету, то ли задохнулся от злости, но заговорил он тише.

— Ты с кем разговариваешь?

— А почему вы на меня кричите? И почему «ты»? — Ольга тоже начала заводиться.

— Я тебя спрашиваю, почему не выполняются мои приказы!

Ольга застыла, отказываясь поверить в происходящее. Глаза ее округлились и под стеклами очков казались просто огромными. Она открыла было рот, но так и не нашлась, что ответить, словно следила за колебаниями весов, где на одной чаше — собственное достоинство, а на другой — соображения карьеры, субординации и нежелание потерять работу.

— Милостивый государь, — Володя подошел к Ольге и остановился рядом, — мне кажется, вы выбрали не самый удачный тон для беседы с дамой.

— Что-о?! Как фамилия? — Гневный взор принялся испепелять менеджера.

— Речь не об этом. Вы офицер? — Вопрос был задан с самым серьезным видом.

— Я? Ну... Какое это имеет значение?

— Мою фамилию сообщат вам мои секунданты.

— Что-о-о?!

— Отчего вы все время переспрашиваете? И разговариваете столь громко... Это по меньшей мере странно. — Судя по всему, на Володиных «весах» сорвало пружину или чашка с «соображениями» оказалась непростительно для взрослого человека легкой.

— Считай, что ты уволен!

— Да? — Мгновение лицо Володи оставалось задумчивым, а потом озарилось удачной мыслью. — Тогда пошел ты... знаешь куда?

— Считай, что у тебя проблемы, солдат!

— Я не солдат. У вас последствия контузии. Должно быть, пытались напялить каску не той формы и сильно ушибли голову...

— Как фамилия, я спрашиваю?! — Худоротов успел уже покраснеть, побледнеть, позеленеть от ярости, а теперь принял цвет, который и описать-то невозможно.

— Льеха! — Володя выхватил у остолбеневшей Ольги галстук, бросил его под ноги коммерческому директору и пошел к выходу, на ходу снимая бейдж.

— Стой! Я тебя не отпускал... — Худоротов обернулся к Ольге. — Как его фамилия?

— Не помню, — тихо ответила она, отводя взгляд.

— Что? Как не помните?

— Льеха, — произнесла она одними губами.

— Как-как? — Худоротов подался вперед, чтобы лучше слышать.

Ольга взглянула ему в лицо. Большое стекло очков собрало слишком много света, заставив предательски блеснуть навернувшуюся слезинку.

— Льеха!

Как и любой молодой девушке, Аллочке нравилось производить впечатление на мужчин.

Ей нравилось, когда молодые парни в ее компании начинали вертеться ужом, проявляя чрезмерную веселость, пытаясь блеснуть всем имеющимся в арсенале остроумием или произвести впечатление, вешая ей на уши третьесортную лапшу о том, какие они крутые, умные или, на худой конец, перспективные. Вся эта лапша, разумеется, не стоила и ломаного гроша, и Аллочка предпочла не верить сверстникам вовсе, чтобы не быть обманутой хоть на йоту. Однако девушка не спешила обнаруживать свое отношение к россказням сверстников. Их наивный лепет и порхание вокруг льстили ее самолюбию. С другой стороны, она находила забавным раскрывать их обман. Мысленно, разумеется: такую экзекуцию, как публичное разоблачение завравшегося юнца, она использовала лишь в крайних случаях. В остальном же ее игра в дедукцию носила мирный характер. Она посмеивалась над ними, подмечая неточности и нестыковки.

Ей нравилось, когда седовласые «папики», с которыми сталкивала ее судьба, начинали ерзать в креслах, сладенько так улыбаясь и осторожно ощупывая ее суетливым взглядом. Эти поизносившиеся сластолюбцы не выказывали свои симпатии слишком явно, исключая варианты, когда какой-нибудь старик, позабывший о своем отвисшем животике и изрядно поредевшей шевелюре, шел напролом, принимаясь сорить старомодными комплиментами, целовать руки и норовить подсесть ближе некуда. Ухаживания подержанных донжуанов были скучны и однообразны: зачастую Аллочка могла загодя составить примерный план их разговора, расписать настоящую пьесу для двоих, указав, что сделает герой в каждом акте. Кроме того, у большинства из них, даже самых лощеных и ухоженных, премерзко пахло изо рта, и чем ближе они пытались подсесть, тем нестерпимее становился этот запах. Так что в качестве ухажеров «папики» безнадежно проигрывали. Зато выгоды от их расположения можно было извлечь неизмеримо больше. Эти-то старые бараны, в отличие от трепачей-ягнят, в самом деле что-то собой представляли и действительно могли оказаться полезны. Взять хотя бы нынешнего ее шефа Дмитрия Львовича. Не спуская с нее похотливых глазок, он реально помог с работой, оставаясь при этом вполне безобидным старикашкой.