— Вы приедете вместе? — спросили они.
— Конечно, что за вопрос.
И вот мы входим в гостиницу и предстаем пред регистратурой, заполняем щедрой рукой анкеты, но портье дает нам два ключа:
— Господин в комнате семнадцать, госпожа — в двести третьей.
— Да, но я просил один двухместный!
— Вы хотите вместе?
— Ну да, с женой.
Портье не спеша подошел к нашим чемоданам и посмотрел на наклейки.
О Господи — жена одолжила чемодан у моей тещи, и на нем, естественно, было написано «Гизела Шпиц». Портье вернулся за свою стойку и презрительно бросил:
— Ну ладно, только ради женщины — вот вам ключ от номера на двоих, «госпожа Кишон».
— Послушайте, — пробормотал я, — может, вы хотите посмотреть наши документы?
— Не нужно, — изрек он, — мы не такие уж аккуратисты. Это ваше личное дело…
Со смешанными чувствами мы вернулись в холл. Все взгляды были устремлены на нас, а рты — разинуты в издевательской «понимающей» улыбке. Только сейчас я обратил внимание, что на жене — вызывающее красное платье и каблуки туфель слишком высокие. Черт побери, этот лысый неотесанный толстяк с внешностью импортера или вроде того указывает на нас и шепчет что-то на ухо своей красотке блондинке с пышной прической. Гадость какая! Как не стыдно такой молоденькой девушке появляться в обществе рядом с таким старым истуканом, в то время как в стране немало молодых людей вроде меня! Она, верно, какая-нибудь «танцовщица» полусвета, способная полюбить даже такого старого урода, абсолютно непривлекательного, только за его деньги…
— Привет, Эфраим!
Это, оказывается, Киршнер-сын сидит в уголке, подмигивает и показывает пальцем у виска: «Псих».
Сам идиот. Моя жена весьма хороша на исходе лета. Чего они все от меня хотят? Обед вывел постояльцев из равновесия. Мы тихо и незаметно прошли к своему столу, но наши уши воспринимали обрывки фраз: «Оставил маленького сына с женой дома — эта толстовата, но говорят, что ему как раз такие нравятся… живут в одном номере, как будто так и надо… я знаком с его женой, потрясающая женщина, а он водится с этой девкой, кто поймет этих мужчин…»
Киршнер-сын вскочил нам навстречу, волоча за собой разодетую женщину с обручальным кольцом на пальце. Он представил ее как свою «сестру», а я познакомил его со своей женой. Он поцеловал ей руку с ехидной и одновременно приветливой улыбкой, а затем отозвал меня в сторону.
— Дома все в порядке, — с заговорщицким видом спросил он, — как дела у жены?
— Да ты же только что с ней разговаривал!
Он обхватил меня за талию и предложил пропустить стаканчик сливовицы в баре.
— Ты должен избавиться от этой стеснительности, — объяснял он, — сегодня это уже не считается изменой. Лето. Жарко. Все устали. Такие небольшие приключения помогают мужу преодолеть трудности, возникающие при общении с женой, все так делают, ничего страшного в этом нет, лично он, Киршнер, убежден, что, если бы моя жена узнала об этом, она бы меня простила…
— Но это действительно моя жена!
Но он уже отстал от меня, и я вернулся к жене, а он — к своей «сестре».
Мужчины, уставившиеся было на мою жену, стали медленно и неохотно расползаться. Моя женушка вся сияла, и в глазах ее светилась весна.
Она рассказала мне, что один из здешних мужчин, очень приятной наружности, уговаривал ее «удрать от этого смешного типа» и перейти к нему в номер…
— Разумеется, я просто посмеялась над ним, — успокоила меня жена, — я к нему не пойду. У него большие уши.
— Только из-за этого? А то, что я — твой муж?
— Ой, правильно, я совсем забыла.
Толстый лысый импортер подскочил к нашему столу и представил нам свою чудо-блондинку:
— Знакомьтесь — это моя дочь.
Только из-за того, что он такой толстый, я не стал выставлять его на посмещище перед всеми этими ханжами. «Дочь»? Она вообще на него не похожа, у нее нет даже следов лысины…
— Познакомьтесь с моей подружкой, — сказал я, — госпожа Шпиц.
Это было началом новой эпохи семейных отношений. Моя женушка сразу же на диво изменилась. Если я пытался ее слегка обнять при всех, она отстранялась, утверждая, что ей нужно хранить свою честь. Однажды после ужина я попытался ущипнуть ее за щечку, чтобы появился румянец, но она резко скинула мою руку.
— Ты с ума сошел! — процедила она сквозь зубы. — Ты хочешь, чтобы они все окончательно убедились в том, что я — какая-нибудь девка? Тебе мало того, что о нас судачат на каждом углу…
Что говорить — она была права. Мне уже довелось слышать, что мы купались вечером обнаженными при свете луны в открытом море. Пошел слушок, что я приучаю ее к наркотикам и другим подобным вещам.
«Сестра» Киршнера-сына (кстати, ее видели «гуляющей» с «братом» в «ближайшей роще») — так вот, она рассказала нам, что народ нервничает из-за того, что муж моей женушки что-то заподозрил и бросился за ней в Цфат и нам пришлось в последнюю минуту сматывать удочки, опасаясь его гнева…
— Это правда? — допытывалась «сестра». — Ну пожалуйста, я никому не скажу…
— Не совсем, — ответил я, — ее муж действительно поехал в Цфат, но со своей домработницей.
Любовник домработницы (кстати, отец троих детей) погнался за нами и забрал свою подругу. Муж решил нам страшно отомстить, и с тех пор продолжается это ужасное преследование…
«Сестра» снова пообещала нам молчать, как семейная могила, и тут же побежала поговорить со знакомыми…
Через четверть часа нас подозвал портье и спросил с видимым отвращением:
— Может, все-таки вам пожить в отдельных номерах, формально?
— Нет, — ответил я, — только смерть разлучит нас!
Положение усложнилось по совершенно другой причине. Жена решила заказать праздничный ужин с французским шампанским в серебряном ведерке со льдом. А в конце недели она заявила, что ей срочно нужны дорогие украшения и шуба. Ну, как принято в таких случаях…
— Посмотри, какие подарки получила «дочь» лысого толстяка.
И тут случилось несчастье. В один прекрасный день с совершенно удушающей погодой в нашу гостиницу прибыл хайфский репортер, который всех здесь хорошо знал.
— Жуткое место, — заявил он после молниеносного осмотра гостиницы, — Киршнер-сын со своей сестрой, вы — с женой, а мировой судья — со своей дочкой-бактериологом. Как это вы ухитрились продержаться здесь в такой «чистой» атмосфере?
— Ну, ты мне будешь рассказывать, — ответил я.
Мы поникли, настроение наше упало до нуля.
Окружающие в одно мгновение превратились в скучных обывателей — жен и мужей.
Вскоре мы уехали домой. И что самое обидное — моя женушка утверждает, будто я изменял ей с ней же.