Меня охватила странная слабость.
— Мне все нравятся… — пробормотал я, — решайте вы сами… между собой…
Они не двинулись с места. Лишь Гриншпан медленно протянул руку назад и открыл горячий кран. Три пары глаз кричали:
— Выбери меня!
В моей голове мысли гонялись одна за другой крупными прыжками. Может, предложить им компромисс, чтобы они стригли меня втроем, или сыграть в русскую рулетку — один будет меня стричь, остальные покончат с собой? Только не это безумное напряжение, только не это страшное молчание…
Мы стояли не двигаясь минут двадцать. Может, полчаса. Тадеуш уже рыдал.
— Ну, — просипел я, — может, решите?
— А нам все равно, — ответил Машиах хриплым голосом, — кого вы захотите… господин…
Они продолжали смотреть на меня. Я подошел к зеркалу и провел пальцами по внезапно поседевшим волосам. За этот час я постарел на две недели. Решение возникло словно бы само по себе. Я смылся из парикмахерской без единого слова, звонок холодно прозвенел на прощанье. Больше я туда не возвращался.
С тех пор я перестал стричься вообще. Ращу длинные волосы, как у хиппи. Возможно, что все их движение началось здесь, в парикмахерской с тремя парикмахерами.
13 сентября
Сегодня я начал карьеру в сфере образования, заменив удравшего учителя начальной школы. Ощущение потрясающее. Под моим руководством целый класс, юные израильтяне и израильтянки — симпатичные и немного колючие. Они — наше будущее, сырье в руках творца. Директор школы долго со мной беседовал перед тем, как я зашел в класс. Он предупредил, чтобы я не ввязывался в конфликты с учениками, ибо они очень чувствительны по отношению к новым преподавательским силам.
Я сказал ему:
— Господин, для меня преподавание — это не заработок, а цель жизни!
Это было ясно с самого начала. Когда мне сказали о размере зарплаты, я думал, они шутят. Оказалось, нет. Ничего, затянем пояса, будем работать, бастовать, как-нибудь справимся. Все будет хорошо. Главное — молодежь.
Урок начался в прекрасной атмосфере. Но потом, спустя примерно минуту, сидевший за первой партой ученик по фамилии Затопек включил свой транзистор. Трижды я его предупреждал, что не терплю в классе легкой музыки во время уроков; в конце концов я потерял самоконтроль и велел ему выйти.
— Сам выйди! — ответил Затопек и продолжал искать развлечения на коротких волнах.
Я быстренько сходил к директору. Он поддержал меня в стремлении не оставлять класс.
— Если один из вас должен выйти, — сказал он, — так пусть Затопек и выходит — нам нельзя показывать слабость!
Я вернулся в класс и демонстративно стал говорить о песне Деборы из Танаха. Я постоянно чувствовал, что Затопек бросает на меня взгляды.
27 сентября
Случилось печальное происшествие. До сих пор неизвестно, кто виноват в создавшейся ситуации. Насколько я помню, потасовка началась, когда я обнаружил несколько ошибок в сочинении Затопека. Во фразе «Ми балдеем от Танаха» он написал первое слово неверно. Я стоял позади этого ученика, когда он писал, и указал ему рукой на неверно написанное слово. Тогда Затопек деревянной линейкой ударил меня по пальцам.
Он был не прав. Было больно. Я не сторонник палочной дисциплины в школьной системе и категорически отрицаю телесные наказания как средство воспитания. Я сразу же потребовал от ученика, чтобы он прислал ко мне родителей. Класс встретил это суровое решение долгим свистом, но я проигнорировал его и сосредоточился на грамматике. В конце концов, я здесь учитель и воспитатель.
Я рассказал об этом случае директору.
— Согласно законам Оттоманской империи [6] , ученику можно бить учителя, а учителю ученика — нет, — пояснил директор, — не приближайтесь к ним слишком близко.
28 сентября
Утром в классе появились родители Затопека. Мать, два отца и несколько дядей.
— Так, значит, наш сын — идиот? — орал один из отцов. — Он не умеет писать?
Спор был кратким и бурным. Они попытались прижать меня к стенке, но это не произвело на меня никакого впечатления. Я проворно прошмыгнул у них между ног, скрылся в кабинете директора и забаррикадировался там. Родители стучали очень сильно.
— Еще немного, и они ворвутся, — шептал перепуганный директор, — лучше сдайтесь на милость победителя…
Я объяснил ему, что подобный исход произвел бы плохое впечатление на учащихся, которые могли бы усмотреть в этом реализацию своих идеалов. Ученики вынесли парты из класса и поставили их в коридоре, чтобы лучше видеть происходящее.
— Давай, давай! — кричали болельщики команды Затопека ломящимся в кабинет…
На наше счастье, в это время в школу прибыл инспектор Минпроса. Он сделал мне строгий выговор и навязал нам мирный договор. Согласно достигнутому между нами компромиссному соглашению, родители Затопека освобождают помещение школы, а мы больше не вмешиваемся в дела правописания.
9 октября
Сегодня были особенно бурные демонстрации. Примерно десять учеников 8-го класса собрались возле колючей проволоки, которой окружена школа, и размахивали плакатами с большими буквами «Кофико [7] , убирайся вон!».
Кофико — это мое прозвище. Узды дисциплины в школе ослабли.
Я уединился для беседы с директором.
— Эта сражающаяся молодежь — первопроходцы, — объяснил мне преподаватель со стажем, — дети, рожденные в Израиле, чувствуют себя свободными — это сыны пустыни, лишенные галутных комплексов. Они стремятся к свободе, ведут себя раскованно, мы должны понять их духовные устремления. Традиционными средствами — порицаниями и наказаниями — невозможно приблизить их к себе. Они ценят мужчин вроде Плачика.
Плачик — это преподаватель физкультуры, симпатичный парень, 132 кг живого веса. На его уроках странным образом царят примерная тишина и покой, и похоже, что никакие родители не докучают ему жалобами. Я спросил директора: в чем секрет Плачика?
— Просто педагог божьей милостью, — заметил директор, — никто у него на уроках не буянит, хотя он учеников даже пальцем не трогает. Он их пинает ногами.
Я начал тренироваться в секции физического развития по дзюдо в группе из двенадцати человек, большинство — учителя. Моя золотая мечта — научиться давать сдачи. Директор об этом не знает.
21 октября
Профессиональное объединение, блюдущее наши интересы, проинформировало нас о том, что министр финансов против «прибавки за риск» к нашей зарплате, поскольку, по его мнению, на школьных полях война еще официально не объявлена. Жаль. Я уже всем должен — в лавке, в секции и адвокату, который готовит мое завещание. Дело в том, что я решил завалить Затопека по грамматике. А когда я его спросил, к какой части речи относится слово «едят», он сказал, что оно относится к ресторану. Половину моего состояния, 625 лир наличными, я завещал в пользу парализованных учителей и вдов учителей, павших на полях школьных сражений во время исполнения своих обязанностей. Я сказал директору, что вчера в меня стреляли с крыши дома. Он предложил мне не болтаться по улицам во время экзаменов.