Я побежал домой и успел опередить жену. Она входила через заднюю дверь с большим пакетом. Я выхватил пакет из ее рук. Так я и знал! Мужские рубашки! В гневе я схватил большие ножницы и порезал рубашки на кусочки.
— Вот тебе, вот тебе! — приговаривал я. — Я тебя научу держать слово!
Жена, которая принесла эти рубашки из автоматической прачечной, защищалась отчаянно:
— Мы же взрослые люди и должны друг другу доверять, иначе нет никакого смысла в семейной жизни.
Я поднял вопрос насчет 2605 лир. Выяснилось, что она просто оплатила свой месячный счет в парикмахерской. Я успокоился, более того, мною овладело жуткое чувство вины. И эту примерную женщину я обвинил в том, что она транжирит деньги на подарки?
На наших лицах расцвела улыбка облегчения, и вся проблема показалась нам несколько надуманной. Ну действительно, как же мы могли сделать из мухи слона? Жизнь наша вернулась в нормальное русло.
В обувном магазине мне сказали, что не могут подобрать комнатные туфли из змеиной кожи для моей жены, разве только я принесу из дому образец. Когда я попытался увильнуть из дому с ее туфлей, жена бросилась из ванной мне наперерез и в корне пресекла злонамеренную акцию. Возник шумный скандал:
— Тоже мне, мужчина с характером, — атаковала меня жена, — как мне, так мораль читаешь, а сам готов нарушить соглашение в любую минуту. Я-то, дура, слушаю тебя, а ты говоришь одно, а делаешь другое. Хотела бы я посмотреть, какую сцену ты мне закатишь, если я не подарю тебе ничего к празднику…
Чаша терпения была переполнена всякой гадостью. Мы возложили правую руку нашу на одну из симпатичных настольных ламп и поклялись под страхом конфискации имущества не покупать друг другу никаких подарков на Хануку. После этой волнующей церемонии я впервые за много месяцев почувствовал спокойствие и уверенность в себе.
* * *
На следующий день я стал тайком следить за женой. Она поехала в Яффо и скрылась в одном из домов. Я последовал за ней и вздохнул с облегчением. Она зашла в граверную мастерскую. Я вернулся домой, весело насвистывая.
Это был первый день Хануки, и я точно знал, что до вечера решительного поворота уже не случится. По дороге я заскочил в антикварный магазин и купил жене в подарок китайскую вазу за 3860 лир наличными. Однако фортуна рассудила иначе. Какого черта эти водители автобусов так резко тормозят? Я было подумал, что осколки можно склеить, но времени уже не осталось, и я, честно говоря, был даже рад, что все так получилось и мне не придется нарушать договор…
Жена ждала меня дома в праздничном наряде, и на лице ее были написаны волнение, вдохновение и внутреннее счастье. Было заметно, что для нее это момент истины. На столе, как бы между прочим, были рассыпаны электробритвы, десяток ручек, лента для пишущей машинки, канарейка в клетке, шесть маек, маленькая симпатичная настольная лампа (!), фотография жены для моего письменного стола, резинки и подержанный патефон, который она купила у владельца граверной мастерской в Яффо.
Я стоял пристыженный, с пылающими ушами и бормотал что-то, как дурак. Она долго глядела на меня, как будто не могла поверить своим глазам. Затем громко разрыдалась.
— За что мне это? — мучилась несчастная женщина. — Наступила Ханука, а тебе даже в голову не пришло преподнести мне хотя бы какой-нибудь жалкий сюрприз? Теперь-то я тебя раскусила! Уходи, не хочу тебя больше видеть!
Я сунул руку в карман и молча достал золотой браслет. Вот дурочка!
Эта история никогда бы не произошла, если б в ресторане Мартина и Циона не подавали таких больших шницелей. Это явление — вызов правительственной политике последовательного сокращения расходов.
Действительность заключается в том, что все мы, пять членов семьи, имеем обыкновение обедать по субботам у Мартина и Циона и они кладут перед нами пять шницелей, каждый из которых размером с единый и неделимый Израиль. Вначале мы думали, что произошла ошибка и каждому принесли двойную порцию, но выяснилось, что это не просто мания величия, а профессиональная щедрость владельцев заведения. Особенно от этого страдают дети. Они сидят у кошмарного шницеля, бледные как мел.
— Мамочка, — умоляет Ранана, — я больше не могу…
Но и мы, родители, расстраиваемся до мозга костей. Наблюдается такое состояние сытости, когда челюсти просто отказываются работать. Надо признаться, что вкус у шницелей отличный, а потому сердце разрывается, когда приходится оставлять львиную долю на тарелке. Неудивительно, что однажды в субботу, когда наши челюсти уже сдались на милость победителя, жена прошептала мне:
— Я хочу забрать остатки домой на ужин.
Вопрос в том, как это сделать? Невозможно ведь встать из-за стола и нести остатки, зажав их двумя пальцами. Я еще помню случай, имевший место несколько лет тому назад, когда в какой-то забегаловке я завернул остатки стейка в салфетку, небрежно сунул их в задний карман и совершенно забыл о них, а по дороге домой, в каком-то магазине, по рассеянности вынул пакетик из кармана и стоял там, в свете прожекторов, с этим вот в руках…
Нет, никаких нелегальных решений! Я позвал Циона:
— Можно ли завернуть остатки шницелей? Для собаки…
Да, это была блестящая идея — свалить всю ответственность на Мими, нашу поразительно многопородную собаку!
Цион вернулся из кухни с большим полиэтиленовым мешком и передал его мне с приветливой улыбкой:
— Я добавил несколько костей.
И действительно, этот идиот завернул нам как минимум восемь кило слоновьих костей, вонючие куски печенки, замученные почки и всякую дрянь из мусорных ящиков на кухне. Мы взяли мешок с выражением благодарности и дома вывалили все это перед собакой. Мими проглотила все, кроме шницелей. К ним она даже не притронулась. Очевидно, ее напугала твердая корка. О нашем мнении насчет идиота Циона лучше не говорить.
В следующую субботу мы уже предприняли специальные меры, с тем чтобы собрать остатки мелкого скота.
— Пожалуйста, — обратились мы к Циону по окончании трапезы, — заверните нам шницели для собаки. Но не примешивайте туда другое мясо.
Это звучало почти как приказ, но добренький Цион оказал сопротивление.
— Почему, — удивился этот тупица, — у нас на кухне есть замечательные вещи для собаки.
— Тысяча благодарностей, но Мими, эта маленькая сволочь, очень избалована, и она ест только шницели.
В эту минуту в наш разговор вмешался некий мужчина с густой растительностью, сидевший за соседним столиком:
— Вы очень дурно поступаете, пичкая несчастное животное тем, что ему вредно.
Стало очевидно, что это ветеринар, которого Господь послал сюда для наших мучений.
— Мясо, жаренное в масле, и сухая корка приводят к нарушению пищеварения у животных, что может повлиять на темпы их роста, — изрекал наш сосед, — поэтому не удивляйтесь, если ваша собака останется карликом при таком меню. Какая у вас собака?