Но не потому, что я была такая ужасная. Наоборот. Просто я очень любила мириться. Ведь мириться – это так здорово, так чудесно и приятно. Но чтобы хорошенько помириться, надо сначала поссориться как следует. Вот я и ссорилась нарочно.
И вот однажды я гуляла в саду «Эрмитаж» и встретила мальчика. Он был очень красивый, кудрявый и задумчивый, с пушистым малиновым шарфом. Мне тут же жутко захотелось с этим мальчиком мириться. И чтобы обязательно держаться мизинцами и приговаривать «мирись-мирись-мирись». Я поскорее подошла к нему поближе и изо всех сил показала ему язык. А он только улыбнулся. Даже не сказал мне ничего обзывательного, вот ужас-то! Тогда я сказала:
– А у меня зато волосы рыжие!
Я думала, что он сейчас начнёт меня дразнить и мы наконец поссоримся. А он сказал:
– Не рыжие, а золотые. Очень красивые волосы.
«Странный какой-то», – подумала я и сказала:
– А ты зато псих ненормальный!
А он порылся в кармане и протянул мне леденец на палочке. Мне стало так обидно, что он не хочет со мной ссориться, что я заплакала.
Мальчик очень огорчился и стал меня утешать:
– Ну не плачь, ты, наверное, шоколадную конфету хотела, а я тебе только леденец дал? Ничего, я тебе потом шоколадную принесу. А хочешь, пойдём ко мне в гости, у меня дома ёжики есть, живые, настоящие. Ну не плачь, давай мириться!
Тут я прямо подскочила от радости.
– Конечно, давай! – завопила я.
И мы стали мириться. Мы взялись мизинцами и так долго трясли руками, что у меня даже мизинец навсегда оттопыренным остался. Честно! А потом мы пошли к нему в гости смотреть двух живых настоящих ёжиков, которые у него жили.
И мы с этим мальчиком так ужасно подружились, что дружим до сих пор. Только теперь у него живут уже целых семь ёжиков.
* * *
Когда я была маленькая, много водилось в наших лесах всякого дивного, невиданного и чудесного зверья. Сейчас таких зверей и в зоопарке не найдёшь, и по телевизору не встретишь.
Самым чудесным зверем была, конечно, Большая Мохнатая Ксюндра. Жила она на дереве в здоровенной корзине, а на лето переселялась к морю, чтобы загорать и смотреть пароходы. Ксюндра никогда никого не кусала и не поедала. Она была мирная. Больше всего на свете Ксюндра любила кукурузу, маленькие солёные огурцы и прыгать с разбегу в осенние кучи сухих листьев. Поэтому каждую осень Ксюндра возвращалась в родные леса, сады и парки и прыгала в кучи листьев, которые специально для неё собирали лесники и садовники. Все очень любили Ксюндру и хотели погладить. Потому что она была для здоровья полезная. Если что-то болит, надо просто пощекотать больное место мохнатым Ксюндриным хвостом, и тут же всё проходит. А ещё у Ксюндры были всякие младшие родственники – ксятки. Они были пушистые, рыжие и симпатичные, немного похожие на котят. Весёлые и маленькие, прямо с ладошку величиной. Ксятки тоже жили в лесах, садах и парках.
И вот однажды осенью проходил по лесам, садам и паркам лесник дядя Саша. Каждую осень он начинал говорить стихами, это с ним бывало – он уж и к врачу обращался, и головой тряс, ничего не помогало. Вот, значит, проходил дядя Саша по лесу и увидел ксяток.
– Ксятки, ксятки, – сказал дядя Саша, – ну-ка покажите пятки!
Послушные ксятки показали дяде Саше пяточки. Пяточки у них были розовые, чистые, довольно кошачьи.
Ксячьи пяточки дяде Саше понравились, и он сказал:
– Вот за то, что у вас такие чистые пятки, милые ксятки, мы с вами будем сейчас играть в прятки!
И стали они играть в прятки. Только ксятки сразу так спрятались, что больше их уже никто и никогда не мог найти. И милиция искала, и учёные профессора, и юные следопыты. Так и исчезли ксятки из наших родных лесов и дремучих огородов. А вместе с ними и Большая Меховая Ксюндра исчезла, но не потому, что играла в прятки, а так, за компанию.
* * *
В нашем классе была девочка Олеся со смешной фамилией Черемох. Она вообще была чудна́я такая… Двоечница-предвоечница. Всегда опаздывала, даже если ко второму уроку. А однажды в мешке со сменкой принесла только одну тапку. Вместо второй был котёнок. Черемох сказала, что он заполз в мешок со сменкой случайно, потому что дома полно котят и вообще жуткий беспорядок. Мне, конечно, тут же страшно захотелось в гости к Черемох, ведь у меня дома был один сплошной порядок и очень не хватало котят, а я их обожала.
Учительница позвала завуча, и тот велел Черемох сию минуту отнести котёнка домой, ведь в школе ему не место. Черемох пожала плечами, не спеша собралась и ушла, и я видела в окошко, как она вприпрыжку бежит через школьный двор на волю, пока мы все, почти сорок несчастных детей, решаем задачи и читаем стихи про природу.
Черемох всё время врала. Притом иногда даже без всякого смысла, без выгоды, не для того, чтобы придумать какую-то уважительную причину для опоздания или пропущенных уроков, а просто так.
Например, про пленного немца. Рядом с моим домом была (она там и сейчас стоит, хотите, проверьте) маленькая будочка. Теперь-то я знаю, что это всего лишь вентиляция, для метро. А в детстве нам казалось, что это какой-то таинственный домик.
И вот Черемох «внесла ясность». Она сказала, что в этом домике живёт пленный немец, из тех, что строили дома в Москве после войны. Почему он остался жить в этом крошечном домике, она и сама не знала, но твёрдо сказала, что мы, потомки солдат-победителей, должны относиться к пленному немцу великодушно, то есть – подкармливать.
И мы оставляли перед будочкой яблоки и куски булок и всё ждали, что в один прекрасный день из будочки выйдет довольно упитанный немецкий солдат, и мы строго скажем ему:
– Одумался? Езжай домой и больше не нападай на нашу Родину!
Про нашу учительницу алгебры Черемох рассказывала, что та якобы раньше в другой школе преподавала физкультуру, но однажды на соревнованиях по прыжкам в высоту среди толстяков сильно стукнулась головой и стала после этого преподавать алгебру.
А в седьмом классе, на занятиях по предмету «домоводство», это когда девочек учат готовить и шить, а мальчиков что-нибудь привинчивать или, наоборот, отпиливать, случилась совсем непонятная история.