А уши мы вылечили все-таки! Спасибо, K-9! Три месяца мытарств и похождений по Айболитам закончились благодаря маленькому пузыречку, который посоветовала подруга по несчастью — Юля с бордосиной. А то мы и уколы научились в уши ставить, и делать какую-то настойку из фурацилина с водкой (рекомендация врача №2. А всего их было шесть — и врачей, и рекомендаций. Я не знаю, как они трудные случаи лечат? Если банальный отит собирает такие палитры способов врачевания!).
Вот и все, прошла наша последняя выставка! Правда, заводчики пока не знают, что она последняя, надеются, что после вязки и щенков, мы снова вернемся в Большой спорт, но они не отгадали правильный ответ. Мы с Варварой спим и видим завершить выставочную карьеру. Не идет нам! Не куражные мы, не горит в груди огонь соревнований. Энергии выкачивается море, а в активе — розеточка, кубок, еще одна ступенька к чемпионству. А смысл?
Варвара для меня и так самая красивая собака, самая-пресамая на земле! «Нет, нет, — спорю я с невидимыми оппонентами, — я все понимаю. Выставки — это не только нервы, эффектные стойки и это… как его… забываю все время слово — не в активном лексиконе оно… честолюбие, во! Выставки — это еще и смотр содержания собаки, ее класса, породности: ухоженная шерсть, белые зубы «в комплекте», тренированное тело. А также проверка психики и воспитания — ведь только гармонично развитая собака, красивая и здоровая во всех смыслах может быть признана лучшей в группе и стать чемпионом».
Это все мы с Варварой понимаем, поэтому и ходили «демонстрироваться» почти год. А Варвара так и все полтора. Оттрубили, как миленькие! Но быстро дотумкали: кроме слова «надо», есть еще другие слова: «нравится или не нравится». Нам не нравилось. Мы не загорелись, не вдохновились и решили дать дорогу молодым, резвым и куражным. А нам и отсюда хорошо видно!
Выставились в последний раз, получили своего «Юного Чемпиона России», отправили через Клуб родословную в Москву на обмен (будет у нас теперь экспортная, блатная, с регалиями, на английском языке. Мало ли, вдруг мы на Берег Слоновой Кости эмигрировать надумаем… Там тепло и бананов много, а Варвара бананы очень уважает!). Дома розеточки пришпилили булавками к стенке — красота. Дипломы в папочку собрали и на полку положили. А кубок я потом подарила начальнику на день рождения. С деньгами был перебой, а надо было что-то подарить.
Посовещались с Варварой: что нам, кубка жалко? Да и кубок нестыдный — хоть и малюсенькая, но все же «золотая чаша» на постаменте.
Стремитесь, говорю, дорогой шеф, быть лучшим представителем своей менеджерской породы.
Предыстория, вкратце, такова. Я возглавляю Клуб интернациональной дружбы имени меня. Пишу в дальние страны разные письма — любовные и не очень. С любовью иногда бывает напряженка — тогда эксплуатирую образ моей собачки: пишу о ней и о нашем житье-бытье.
Сегодня моим друзьям ушло письмо следующего содержания:
«Варваре в выходные было жарко. Валялась на линолеуме, дышала… Пила по полведра… В результате вышли раньше обычного. В выходные ленились, жарились на балконе — было очень тепло, чуть ли не 30. Вечером пошла гулять в майке, на которую сверху, можно сказать — на голое тело, надела зимний пуховик. Не успела еще достать легкие куртки.
Гулять стало затруднительно и противно — везде люди, люди, люди… Густонаселенный район в период тепла. Дети шарятся до ночи, велосипедисты, парочки с собачками. Конечно, без поводков… Прогуливаются, мать их. Поэтому ходим на рулетке, ищем малопроходимые места, почти не находим их… Не прогулка, а маразм. Ночью почему-то фонари не горят. Экономят, что ли? Выжидаем малолюдья и идем. В темноте. Но уж лучше в темноте, чем как на демонстрации.
Вот, за что не люблю теплое время года. То ли дело зимой — ни людей, ни зверей. Одно радует — надо все меньше одежд надевать».
Пишите письма — источник информации!
Про мальчика рассказывала, помните? Про того, который «с соседней улицы и письма пишет». Серьезно, писал человек мне письма. Вроде как поклонник. Фотографию мою увидел в газете и проникся (я фотографу потом премию выписала — за вклад в искусство). Проникся, значит, и написал мне письмо, мол, давайте, дорогая Галя, дружить домами и семьями, а если семьи у вас нет, то давайте ее создадим и будем дружить между собой. А то, говорит, вы какое-то безобразие написали в газете к 8 Марта. Да почитайте сами! И вырезку приложил, как будто я в маразме и не помню, что написала месяц назад! Но вырезку все-таки просмотрела.
«Заголовок: Этот стон у нас песней зовется.
Текст: В какой-то момент ты начинаешь не любить праздники. Вот что прикажете делать неомуженной женщине 8 марта? Самой себе дарить цветочки? И накрыв ужин — с салфеточками, свечечками и фамильным серебром, — всплакнуть, что жизнь не задалась?
Да ничего подобного. Не одинокая — самостоятельная! Не ищу — а выбираю! Не жалуюсь — а язвлю! А мужчина, когда он, наконец, заведется в доме, — за все ответит! За всех. Если, конечно, не случится любовь. Себе дарить цветы и духи — в любом случае.
Подпись: Галина Исакова».
Точно, мое. Читаю письмо дальше: «Давайте что-нибудь придумаем, чтобы прошел ваш феминизм, сквозь дырки которого пробивается серая тоска одинокой тетки». Подпись: Алекс-шоу.
Думаю: надо же, прыткий какой! «Дырки», ишь! Одиночество он мое усмотрел, спасатель Малибу.
Но сердечко забилось, затрепыхалось. Вдруг это ОНО и есть? Судьба на крыльях ночи (зачеркнуто) любви.
Сказано — сделано. Отвечаю: яволь, давайте встретимся и посмотрим — нет ли противопоказаний к применению.
Пишет: «С удовольствием. Когда?»
Молнирую: «Сегодня. Вечером. В 23 часа. На аллее у «Дирижабля». На мне будут: красный китайский старый пуховик, горнолыжные штаны и шапочка «Прощай, молодость». Рядом — собака. Большая. Не бойтесь».
Хоть и хорохорилась, но глазки все-таки накрасила, ботиночки, поплевав, протерла, а Варваре велела с комментариями не встревать.
Пошли на свидание.
Идем, гадаем: какой он? Высокий? Светленький? В длинном небрежно не застегнутом пальто? Наверняка поигрывающий брелком от машины, которая непременно у обочины — ждет сигнала. А машина такая черная, низкая, быстрая…
Глазами по сторонам стреляем, но умеренно, марку держим и делаем вид, что всецело заняты обычным вечерним гулянием с собакой, а свидание — так, между делом.
Стоит у деревца нечто. Пардон. Некто. Невысоконький, темненький, в очках, в кожаной курточке, с большим букетом цветов в безумном розовом гофре.
М-да. Точно — шоу. Алекс-шоу.
— Спасибо, — говорю, — за цветы, но мне с собакой неудобно, вы несите их, пожалуйста, сами.