В данный момент он стремился изобразить из себя эдакого добродушного и дружелюбного унтер-офицера. Однако в сложном выражении его физиономии успокоительная улыбка палача соединялась с блаженством параноика, предающегося радостным видениям.
– Вы вступили в легион, – возвестил он рекрутам. – Вы должны все время думать, какое это счастье, какая честь. Если вы будете думать об этом все время, вам обеспечена великолепная жизнь. Легион – самое удобное и безопасное место. Я – самый покладистый человек на свете. Меня даже называют отцом взвода. Не люблю только нахальных. Кто себя дерзко поведет, потом пожалеет. Многие могли бы порассказать об этом, да жаль, никого в живых не осталось. Прошу запомнить мои слова, а все остальное – моя забота. Полное послушание – и заживете, как Алиса в стране чудес, ведь я самый отзывчивый и добрый человек на свете. Марш отсюда, свиньи, видеть вас не могу, бандиты!
Все это он отбарабанил быстро и механически, словно нанятый шафер свадебное поздравление, затем шумно удалился под зловещий аккомпанемент своей сабли, орденов и шпор. Его заменил капрал с довольно дикой физиономией и сонным голосом, известный Жант, которого трясло при виде любого штатского. Местный полковой врач, отличающийся богемными привычками, назвал данную болезнь цивилофобией. Главные симптомы неизлечимого недуга: неудержимая тошнота и мучительные припадки буйства при виде персоны в штатском.
По его лицу расползлась гримаса непроходимой скуки и отвращения: он запихнул большие пальцы за ремень, широко расставил ноги и энергично сплюнул. Мать честная, сколько штатских, сколько сутулых спин и криво посаженных голов! Грызут ногти, разглядывают собственные башмаки, лениво покачиваются; ряд раскинулся криво, словно отброшенная веревка. И все эти олухи должны стоять на утренней побудке в Сахаре как на параде.
– Меня зовут капрал Жант, – начал он мелодично, чуть ли не кротко. – Каждый из вас отвратно «синий». Слово сохранилось с наполеоновских времен, когда рекрутам шнуровали воротник: у них вываливался язык, и они «синели» на глазах. С тех пор повелось называть всякий штатский сброд «синими». Следуйте за мной хоть каким-нибудь строем, меня прямо колотит от вашего вида.
Они двинулись за капралом.
– Общение очень непринужденное, – обратился Горчев к высоченному мяснику с перепуганным лицом и выпученными, как при базедовой болезни, глазами. Мясник пал жертвой рассеянности. Предусмотрительный малый задумал получить страховку, тщательно закрыл все двери и поджег дом. Любуясь пожаром, он вдруг вспомнил, что его жена осталась в спальне – он забыл ее предупредить. Несчастный бежал в легион. Сколько на свете горя от рассеянности!
– Меня зовут Буассон, а вас? – спросил он у Горчева. Герой наш терпеть не мог подобных вопросов и ответил в своем обычном стиле:
– Тинторетто.
– Да? Я вроде где-то слышал о вас.
– Я художник.
– Правильно, вспомнил! Откуда вы родом?
– Из Чинквеченто.
– Где-нибудь в Савойе?
– Местечко между Авиньоном и Тулоном.
– Правильно. У меня там родственник поблизости, только я забыл название городка… вроде бы похожее.
– Ясное дело. Кватроченто.
– Вот-вот. Там еще сортировочная станция. А родственник, худющий такой, писарем служит.
– Его не Петраркой зовут?
– Подождите… Кажется, на «Б»…
– Боттичелли?
– Кажется.
– Понятно. Сандро Боттичелли. Что теперь поделывает старик?
– Пенковые трубки.
– Вспомнил! Это ведь мой приятель!
– Отставить разговоры!
Это крикнул капрал, совсем обалдевший от цивилофобии. Тем временем новобранцев привели в казарму.
В полутьме пошла возня да крики насчет тумбочек и коек. Капрал Жант поднял со стола сигарную коробку, которую один из рекрутов нашел во дворе – ее наверняка забыл пьяный Корто. «Иван Горчев», – вслух прочел имя на коробке капрал Жант.
Горчев откликнулся:
– Я здесь, браток.
– Мать свою крестную зови братком, – рассудил капрал, стараясь разглядеть наглеца. Из темной людской массы послышалось:
– Вранье, капрал Жант. По законам церкви брат не может быть крестной матерью. Также и по законам природы в порядочной семье брат рождается позднее крестной матери.
– Об этом мы потолкуем при случае, любезный Горчев, – пообещал капрал. Много бы он дал, чтобы увидеть негодяя, но толпа мельтешила так, что у него в глазах зарябило.
– Когда закончите эту скотную ярмарку, пойдете на склад номер два возле главного входа в штабное здание. Там получите форму, Капрал удалился. Горчев подошел к столу и рассмотрел перевязанную веревкой коробку. Надо выяснить, куда отправили рецидивиста-патриота и переслать имущество – Он положил собственность своего «второго я» на полку рядом с плотно набитым желтым кофром; мясник устроился на соседней койке.
– Хорошее место, около окна, уважаемый господин Тинторетто. А кличут вас как?
– Казимир.
– Отличное имя: Казимир Тинторетто. А ремесло какое у вас будет?
– Я символист.
– Быть не может! Музыкант? А я вот ни на каком инструменте не играю.
– Жаль. Символизм очень приятная музыка.
– А вы захватили эту… свою символу?
– Вот здесь, в коробке. Длинный инструмент, из трех частей складывается.
– А почему на коробке написано «Горчев»?
– Это мой псевдоним. Ваш родственник ведь тоже не урожденный Боттичелли.
– Нет. По-моему, его зовут Бражик. Он из Эльзаса переселился на юг.
– Я знаю, он много рассказывал. Упоминал даже, что вы когда-то были детьми.
– Да? Интересно, ведь так оно и было. Усатый взводный вытащил кинжал и завопил:
– Если мигом не заткнетесь, всех искромсаю!
– Горчев! – крикнул кто-то у двери, откуда хлынула новая партия рекрутов. Горчев поспешил наружу.
С другой койки с трудом приподнялся Вюрфли – учитель танцев и хороших манер.
Его, как и многих других владельцев танцевальных школ, разорило введение в кафе и ресторанах «пятичасового чая»: с горя он запил, и жена – страхолюдная коротышка, к тому же косоглазая – бросила его. Такого унижения не мог снести преисполненный достоинства учитель танцев и хороших манер, пошел он по наклонной дорожке и докатился до легиона. Теперь он обернулся к мяснику:
– Извините, месье, я не мог раньше вмешаться в разговор, на мне сидели несколько человек. С кем вы беседовали? Мне послышалось – Тинторетто?
– Рядовой под псевдонимом Горчев – музыкант и маляр. Один мой родственник, которого я не знаю, знает его очень хорошо. Что это вы пишете?
– Я веду дневник легиона, думаю на этом разбогатеть, Что за инструмент там в коробке?