– Видно, он и впрямь попал в беду, если при этаком богатстве даже не вспомнил обо мне… Ведь он же знает, как туго мне приходится.
– Может, еще и откликнется… – без особой убежденности в голосе ответил Пенкрофт, лаская взглядом печальное лицо женщины. Какой же душевной неиспорченностью надо обладать, чтобы верить в подобные бредни!
– Не иначе как болен, чует мое сердце! Писал, что собирается в Нью-Йорк… А тут еще сон дурной мне привиделся: его вроде как преследуют, схватили, связали по рукам по ногам, а он знай ко мне взывает, молит простить его… В общем, я должна ехать в Нью-Йорк! Вы оставайтесь здесь до моего возвращения. Будьте как дома, точно так же я бы приютила и Бена.
«Точно так же»!.. Шкаф, где хранился заветный штопор, Банни заперла на ключ, из чего Пенкрофт яснее ясного понял, что гостеприимство все же иного рода, нежели удостоился бы Вальтер, явись тот самолично.
Наш герой долго стоял у окна, любуясь мирной картиной: деревьями в цвету, носящейся вокруг дома собакой, цветными гномиками из майолики у развилки садовой дорожки. Похоже, пора невезения для Неудачника XIII завершилась. Хотя он в Филиппоне, городе, который рекомендовали обходить стороной.
Чуть позже до него донесся звук удаляющегося автомобиля. Не откладывая дело в долгий ящик, Банни рванула в Нью-Йорк.
Она успела к поезду, отправлявшемуся на рассвете. Предчувствие подсказывало ей, что с Беном стряслась беда. Прямо с вокзала женщина бросилась в бюро регистрации несчастных случаев и осведомилась насчет мистера Пенкрофта, прибывшего из Гондураса.
– Мистер Пенкрофт, – ответил дежурный, пролистав список, – в больнице Святой Маргариты. Огнестрельное ранение в голову, состояние крайне тяжелое.
Читатель наверняка жаждет узнать, что же произошло.
Бенджамин Вальтер опоздал на пароход и полетел в Нью-Йорк самолетом. Предварительно он расплатился со своими сообщниками, которые помогли ему провернуть операцию с изменением внешности, после чего от полученного им – вместо Пенкрофта – дядюшкиного наследства осталось чистыми триста тысяч фунтов.
В Нью-Йорке Вальтер первым делом направил свои стопы в бар «Шанхай» – разведать обстановку и отметить удачу. После полуночи, весело насвистывая, он неспешно брел по безлюдной Коломбо-сквер, как вдруг услышал хлопок. Вслед за этим ощутил удар в голову, и свет фонарей померк перед его глазами, хотя до рассвета, когда уличное освещение отключают, было еще далеко. Бенджамин Вальтер рухнул как подкошенный, получив пулю в голову.
Правда, пуля предназначалась Теобальду Неудачнику XIII, а заказ на убийство поступил из Гондураса «контрабандой». Ограбленный им Эстет Мануэль заплатил гангстеру необходимую сумму, а тот переправил заказ своему брату, живущему в Нью-Йорке. Предназначенная Неудачнику миниатюрная посылка и была вручена подменившему его Бенджамину Вальтеру – беспошлинно. Прямая трансакция, результат новых веяний в уголовном мире.
Бенджамин Вальтер без памяти, в тяжелом состоянии, одинокий и заброшенный, валялся на больничной койке. При нем обнаружили письмо от некой Мэг из Бронкса, адресованное ее бывшему мужу. Администрация известила женщину о случившемся, и та примчалась первым же поездом, неумытая-нечесаная, как вскочила с постели. Ее провели к больному. Двенадцать лет они не виделись, но измученное, с запавшими щеками, лицо, рисунок губ, нос – все было ей знакомо до мельчайшей черточки.
– Когда можно будет забрать его отсюда? Я бы хотела ухаживать за ним дома.
– Через пару недель, – ответил врач. – Конечно, если он выживет.
– Если можно, пригласите профессора Ламберта. Он ведь светило медицины!
Еще в Бронксе, получив недобрую весть, Мэг сгребла свои скромные золотые украшения и разбудила среди ночи ювелира Хиллера, чтобы выручить хоть какие-то деньги. И вот теперь она у цели! Первым делом Мэг обмыла больного. Тот вдруг открыл глаза, взглянул на женщину и в знак благодарности положил руку ей на колено. Мэг с ужасом смотрела на эту исхудалую руку, обтянутую желтоватой кожей.
Бедняжка рухнула у койки на колени, а больной ухватил ее за плечо и, едва ворочая языком, выговорил:
– Все… о'кей…
Мэг вскочила как ужаленная и бросилась к врачу.
– Этот человек не Пенкрофт!
– С чего вы взяли?
– Не ваше дело! Сказано вам: это не Пенкрофт! Покажите мне его вещи!
Мэг перерыла все пожитки пострадавшего. Нашла собственное письмо. А вот и старенький, потертый кожаный бумажник, так хорошо знакомый ей. В бумажнике фотография Вивиан – Мэг отправила ее бывшему мужу шесть лет назад… Что же сталось с Пенкрофтом? На какую участь обрек его человек, который лежит здесь с простреленной головой?
– Сударыня… пригласить на консилиум профессора Ламберта?
– Да, конечно! Ведь если этот тип не поправится, я так и не узнаю, что случилось с Пенкрофтом. Зачем только он ушел из дому?… Чуяло мое сердце, не доведет это до добра!..
И тут подоспела Банни. Женщины стали друг против друга.
– Вы к кому? – холодно процедила Мэг.
В своем прорезиненном плаще, с вымокшими под дождем растрепанными волосами, запыхавшаяся от волнения и спешки Банни являла собой жалкое зрелище.
– К Пенкрофту… – запинаясь, выговорила она.
– По какому праву?
– Я… я его невеста.
– Никакая вы ему не невеста!
Женщины мерили друг друга взглядами, в которых читалась непримиримая вражда. Обеих терзала одна и та же мысль: вот ведь, оказывается, ее единственный завел себе на стороне зазнобу, которая имела наглость сломя голову примчаться сюда, чтобы, позабыв обо всем на свете, выхаживать мужчину, по праву принадлежащего ей, и только ей одной. «Нашел на кого польститься!» – думала каждая о своей сопернице.
– Этот человек – не Пенкрофт! – наконец произнесла Мэг.
– Знаю… Это Бенджамин Вальтер… мой жених.
Выходит, предполагаемая разлучница знала, что раненый – не Пенкрофт. Это меняет дело.
– Если выкарабкается, он скажет, где Пенкрофт. Здесь явно дело нечисто!
– Тише, не кричите!.. Пенкрофт в Техасе, у меня дома. Эта парочка идиотов затеяла какой-то дурацкий обмен…
Теперь, когда все выяснилось и обе поняли, что они не соперницы, взгляды их смягчились, и женщины без лишних слов бросились друг другу на шею и разрыдались.
– Пошли, поищем какое-нибудь пристанище, – сказала Мэг.
– Нет. Я хочу быть рядом, когда к нему вернется сознание. Увидит меня – и успокоится… Он такой беспомощный и жалкий!..
Воцарилось молчание. Звякнул брошенный в таз инструмент, где-то в конце коридора с шумом хлестала из крана вода. Женщины не сводили друг с друга глаз, прикидывая меру пережитой любви и страданий, присматривались одна к другой подозрительным, испытующим взглядом, словно человек, преисполненный чувства собственной значимости и предполагающий в другом парвеню.