– А кто такой Прентин?
– Не знаю… Когда объявился Вальтер, я очень испугался. Ведь если он выполнит свое обещание и выведет нас всех на чистую воду, придет конец моей власти и моему благополучию. Мне хотелось, чтобы он покинул город, поэтому я договорился с восьмеркой заинтересованных лиц, что запугаю Вальтера, а если понадобится – устраню его. Правда, к огнестрельному оружию я решил не прибегать и подстроил так, что револьвер якобы дал осечку…
Душный, жаркий зал был наэлектризован этим выплеском изощренного зла, на потных лицах собравшихся застыло выражение ужаса и отвращения.
– Я хотел бы внести поправку, – заговорил старик Лоуэлл. – Дело в том, что тогда, на лесной дороге, нас было не восемь, а девять человек.
Владевшее людьми напряжение прорвалось, поднялся невообразимый шум, и председательствующему долго не удавалось восстановить порядок.
– Не понимаю, как вас могло быть девятеро, если доктор Гонсалес не смог прийти?
– Девятым был Прентин. По всей вероятности, когда мы стащили с Монтагеззы плащ, он под шумок завладел досье. Впоследствии, обсудив все обстоятельства, мы пришли к такому выводу.
– Как вы полагаете, доктор Гонсалес, могли ли быть в плаще бумаги, которые вы именуете досье?
– Вполне возможно. Признаюсь честно: я бы обыскал карманы умершего, но тут некстати появился Монтагезза и лишил меня такой возможности. Допускаю также, что Паоло перед смертью упомянул тайник, где прежде хранилось досье и откуда он накануне отъезда извлек бумаги и переложил в плащ. Это мое предположение основывается на сведениях, полученных от человека, которого я не могу назвать. Так вот, Паоло оставил бумагу, где местом хранения досье называет надгробный памятник некой Софии. Полгода назад я осмотрел все надгробия, под которыми покоятся женщины по имени София, однако документов не нашел.
Пенкрофт крякнул с досады. Что бы доктору сказать об этом раньше!.. Избавил бы его от многих лишних хлопот и от нового мирового рекорда по скоростному взлому сейфов. А тут, видите ли, скрытничает, не может он назвать своего информатора!.. Не называй, и так все ясно: Пипо, мошенник первостатейный, якшался с Гонсалесом и по его наущению вскрыл конверт, оставленный Паоло.
– Откуда вам известно, что в темном лесу вас было девятеро? – поинтересовался председательствующий у Лоуэлла.
– Я самолично раздавал всем дубинки. Нам не хотелось, чтобы кто-то из нас остался в стороне и чтобы было известно, чей удар оказался роковым. Восемь человек в накидках с капюшонами прошли передо мною, в лесных зарослях и в темноте, – каждый получил орудие. Я был девятым.
– Прошу прощения, господин председатель, – поднялся Пенкрофт, – но если мне будет позволено задать несколько вопросов, я скажу, кто такой Прентин.
Председательствующий в раздумье долго смотрел на него. В зале стояла мертвая тишина, лишь где-то в глубине здания послышался скрип двери.
– Разрешаю, – изрек наконец глава комиссии.
– Скажите, доктор Гонсалес, – задал свой вопрос Пенкрофт, – где вы были в тот момент, когда вам сообщили о несчастье с Паоло?
– Уж вам ли не знать?! – горько усмехнулся тот. – Вы подписали бумагу, которую дал вам отец, о том, что вину за убийство берете на себя, с тем и ушли. Мы с вами столкнулись в коридоре, так как у нас с вашим отцом была назначена встреча в доме Банни. Оттуда мы должны были вместе отправиться к роковому месту.
– Итак, я ушел из дома Банни. Чуть позже произошла ссора и дуэль с Паоло, а потом за вами прибежали, чтобы позвать к раненому. Кто был этот вестник?
– Хильдегард… – не без удивления произнес Гонсалес.
– Понятно! – оживился председательствующий. – Значит, Хильдегард, переодетая в мужское платье, и была девятым участником. Эта дама…
– Эта дама, – перебила его мать Дика, – ухаживала за мной неотлучно добрых полтора часа. За это время к нам наведывалась полиция. Так что у Хильдегард железное алиби.
– Выходит, мы снова зашли в тупик и по-прежнему не знаем ничего достоверного.
– Почему же? – удивился Пенкрофт. – Я знаю, кто скрывается под маской Прентина. – И, выдержав паузу, резким тоном добавил: – Некий лакей по фамилии Штербинский! А вот имени его я не знаю! – Он поднял связанные руки и, перекрывая поднявшийся было шум, воскликнул: – Прошу тишины! Пусть полиция позаботится о том, чтобы никто не покинул зала суда. Щтербинского необходимо вызвать для дачи показаний, а тот, кто вздумает подать ему хоть какой-то знак, будет привлечен к ответу как соучастник!
Председательствующий ни словом не возразил против решительных указаний обвиняемого. Капитан Стоуренс, гулко печатая шаг, удалился из зала и вскоре доставил Штербинского. Красная, лоснящаяся физиономия лакея выражала благодушие, на губах играла легкая улыбка.
– Господин Штербинский! Кое-кто утверждает, будто бы двенадцать лет назад, в день своего отъезда из города, я, воспользовавшись моментом, пока Хильдегард поднялась на второй этаж за доктором, проник к вам в комнату и похитил оттуда некий предмет в черном футляре. Но ведь вы тогда находились в своей комнате…
– Не хотелось бы отягчать участь обвиняемого, но, к сожалению, в комнате меня тогда не было. Мисс Хильдегард явилась в слезах, с трудом держалась на ногах, и когда она поинтересовалась, не здесь ли доктор Гонсалес, мне пришлось помочь ей подняться по лестнице. Однако не думаю, чтобы мистер Вальтер забрал что-либо у меня из комнаты.
– Но ведь вы проводили мисс Хильдегард и сразу же спустились вниз…
– Нет, я спустился не сразу, поскольку услышал, что бедняга Паоло…
Гул возмущенных голосов заглушил его последние слова. Председательствующий громко стучал по столу, призывая публику к порядку, а обвиняемый колотил по скамье связанными руками.
– Если вы слышали разговор и знали, что Паоло был ранен, отчего же вы молчали все эти годы?! Но ведь тогда вы должны были услышать и другое, а именно: что доктор Гонсалес не сможет попасть на условленное место встречи. Вы прокрались вслед за моим отцом, облачились в накидку с капюшоном и стали девятым.
Штербинский замер молча, словно окаменел.
– Ведь не станете же вы отрицать, что выдавали себя за Прентина? – повысил голос Пенкрофт.
Ответом ему был едва слышный хриплый стон.
– Прентином мог быть лишь тот, кто знал, что доктор не явится на встречу. А знал об этом только Штербинский, который проводил Хильдегард наверх и подслушал разговор… Кстати, Бернс намеренно лжет, утверждая, будто бы своими глазами видел, как я вылезал из окна комнаты Штербинского с какой-то черной сумкой в руках. Такой сумки у него вообще не было!
Все были в недоумении. К чему он клонит? Бернса еще не допрашивали, он стоял далеко от Штербинского, и только было раскрыл рот, чтобы возразить, как капитан Стоуренс одернул его, сделав знак помалкивать.