– Вы не должны верить и не верьте, – со вздохом ответила Лилиан. – Все равно я обману вас. И не единожды на дню. С этим уж ничего не поделаешь… А к Густаву не ревнуйте. Нас связывают совсем другие узы. Оба мы были мистическими натурами. Ему нравилось, когда я играла на губной гармонике. Отчего вы так побледнели?
– Да? Не обращайте внимания!.. Ну что ж, благодарю, теперь мне все ясно. Прошу прощения, я вынужден обратиться к сэру Максвеллу. Может, он выручит меня каким-нибудь из своих снадобий…
Мистер Тео встал и нетвердой походкой удалился. Верно говорил Барр: душа у этой женщины черная, как Африка! А уж сколько в ней коварства! Она подобна искусно заложенной мине – не знаешь, когда и где взорвется, но разит наповал.
Был тихий, спокойный вечер, однако знакомый с обычаями на корабле лишь под большой заклад поручился бы, что эта тишь да гладь продержится на борту хотя бы до утра.
Сэр Максвелл увлекательнейшим образом втолковывал футбольному судье о связи Земли и Солнца, соединенных силой притяжения, заставляющей планеты двигаться по орбите с определенной скоростью. По мнению футбольного судьи, их взаимосвязь должна осуществляться в умелых передачах, и хорошо, если нужная скорость сохраняется и во втором тайме. Не понимая, о чем говорит другой, оба с глубокомысленным видом кивали.
– Дамы и господа! – с улыбкой витринного манекена обратился к публике капитан Вильсон. – Сегодня мы установили на палубе репродуктор, так что вскоре можно будет послушать Лондон.
Офелия Пепита стояла у поручней бок о бок с Сократом (он же просто Крат) Швахтой.
– Какой прекрасный вечер! – восхищалась артистка. – Зрелище звездного неба всегда приводит меня в восторг и прямо-таки электризует.
– Кстати об электричестве, – оживился палач. – Здесь как раз два стула, отчего бы нам не присесть?
Они сели.
– Говорят, – нарушила молчание Офелия, – если долго смотреть на какую-нибудь звезду, то высшие силы исполнят твое желание.
– Они обязаны, – подтвердил исполнитель приговоров. – Закон предписывает выполнять последнее желание – конечно, если оно выполнимо. Но тут, естественно, учитывается, какого рода эта просьба: касается ли она радостей жизни или очищения души.
– Давайте выберем себе звезду… – шепотом предложила Офелия и, помолчав, добавила: – Я уже выбрала.
Руки их нечаянно соприкоснулись. Прижавшись к двери одной из кают, за парочкой мрачно наблюдал Джимми От-Уха-До-Уха.
Из репродуктора грянули звуки джазовой музыки.
Погода выдалась влажная. Пробившись сквозь завесу тумана, временами светила луна, и морская поверхность играла диковинными бликами, словно в глубине водной толщи был неизвестный источник света. Звуки джаза смолкли, и диктор предложил послушать полуночный бой курантов Вестминстерского аббатства.
Разбившись на группки, пассажиры негромко переговаривались между собой.
Эту мирную идиллию нарушил вопль господина Вагнера, подобный крику обезумевшего попугая.
– Взгляните только!.. Дал бы честное слово, да где его взять! Ведь это мой затонувший корабль, не будь я Вагнер, хотя и жаль отказываться от столь славного имени!
На палубе поднялось оживление.
Матросы, привстав на цыпочки, тянули шеи, чтобы разглядеть невероятное чудо… Вдали, на краю горизонта, проступали неясные контуры пароходика с белыми полосами вдоль корпуса…
– Капитан! – закричал мистер Тео Вильсону. – Отчего вы не даете указание радисту связаться с судном?
– Я уже дал. Но судно на запрос не отвечает.
– О чем спор, друзья мои? – как всегда, громко вмешался господин Вагнер. – Мне ли не узнать свой собственный корабль! Он это, кроме него некому! Вмятина на боку, труба покорежена!
– Немедленно заткнулся, старый пьяница! – вне себя вскричал Тео. – Иначе своими руками швырну вас за борт в море!
– Тоже мне фокус! Попробуйте перебросить меня за борт на сушу! Смотрите, смотрите, сейчас его при луне хорошо видно! Мой корабль, он самый! Ай да озорник, ай да проказник! То затонет, то снова вынырнет! – Сложив ладони рупором, он оглушительно заорал: – Эй, Грязнуля Фред! Привет, старый приятель!
От этих его слов мороз продирал по коже. Пароходик несомненно походил на затонувшего «Господина Вагнера». Вот он скрылся в дымке тумана, вот вынырнул снова… Луна ярко осветила его, и в серебристом, призрачном свете можно было разглядеть белую полоску букв на корпусе…
Гробовое молчание внезапно было нарушено, повергнув присутствующих в очередной шок. Гулко, раскатисто зазвучал бой курантов Вестминстерского аббатства. Отбивающие полночь размеренные, четкие удары отдавались в голове, будоража и без того напряженные нервы.
Лишился дара речи мистер Тео, молчали насмерть перепуганные матросы, не сводя глаз с бултыхающегося в волнах суденышка. И над этим призрачным зрелищем плыл погребальный звон колокола.
«Стенли» стал добычей грозы морей – паники.
Наутро команда отказалась плыть дальше. Матросы в один голос утверждали, что увиденный ими вдали пароходик – «Господин Вагнер», и потребовали, чтобы Синебородый выложил всю правду как на духу.
Господин Вагнер расположился на полу палубы, опершись спиной о поручни, поскольку вот уже полчаса желающих поднять его не находилось. Привязанный ниткой к петлице вагнеровского пиджака птенец робко пробовал крылья. Когда ему удавалось взлететь на поля котелка, он принимался радостно щебетать, тычась клювом в свечку. Подросшую птаху, которая при ближайшем рассмотрении оказалась воробьем, окрестили Арнольдом.
– Зачем вы притащили сюда эту несчастную птицу? – спросил с укоризной слесарь Боргес. – Ведь здесь ему не сыскать себе пары!
– Я и сам вижу, – хмуро признался господин Вагнер. – Этот дурачок положил глаз на жену футбольного судьи.
– Скажите-ка нам, – решительно вмешался в разговор мистер Тео. – Почему вы с такой уверенностью утверждали ночью, что из-за горизонта появилось ваше судно?
За спиной у него угрожающе столпились матросы.
Господин Вагнер с готовностью ответил на вопрос, правда, предварительно сунул в карман Арнольда и натянул нитяные перчатки.
– Стало быть, желаете узнать, отчего Грязнуля Фред предугадал собственную гибель? А заодно объясню вам, какая радость для человека проявлять доброту души и применительно к своим материальным возможностям поддерживать ближних в их бедственном положении… – выспренним тоном произнес господин Вагнер. – Я имею в виду бездомных пташек. – Он учтиво приподнял шляпу, в чем тотчас же раскаялся, поскольку оттуда вывалился кусок маринованной рыбы. – Эти припасы, естественно, хранятся для птичьего пропитания, – мигом нашелся он. – В общем, дело было так. Я был тогда в Порт-Саиде, где мы с Грязнулей Фредом и основали банк… с весьма скромным фондовым капиталом, поскольку в рулетке наличные не главное, игроки приносят их сами. И тут произошло неприятное интермеццо – в опере, чтоб вы знали, это называют увертюрой. В гавань прибыло судно под названием «Бригитта» с заразной хворью… точнее говоря, с чумой. Однако в Порт-Саиде подобный импортный товар не приветствуется. Короче говоря, как увертюра эта началась, народ в ужасе разбежался кто куда, и для успокоения почтеннейшей публики было объявлено, что «Бригитту» сожгут в открытом море. Но желающих взяться за эту работенку не нашлось, только я да мой давний приятель Грязнуля Фред. Вышли мы с ним в море, и тут Фред мне и говорит, жалко, мол, жечь вполне исправный корабль из-за какой-то дурацкой чумы. Да у меня у самого, говорю, сердце кровью обливается… В общем, собрали мы весь имеющийся на судне дощатый хлам, облили бензином, подожгли и побросали в воду. Аккурат в этот момент буря поднялась, горящие доски по волнам раскидало, а мы с Фредом основали корабельную компанию Вагнера. Потом спустились в трюм, выгребли всех покойников – тех, которые от чумы перекинулись, и за борт их отправили… Эй, куда же вы? К чему эти детские страхи? Уверяю вас, «Бригитта» разгуливает по ночам вовсе не из-за чумных покойников! Ну а если даже и из-за них, то чего вы сами-то шарахаетесь от нормального судна, как чумовые?