Послышался какой-то хруст.
– Что ты делаешь? – спросил я Альфонса.
– Вывожу из строя рацию. Этот оазис оснащен получше, чем Немас-Румба.
– Что верно, то верно, – отозвался я. – Здесь жандармы даже ромом балуются.
Бутылку я прихватил с собой.
Ничейный собрал целый узел: оружие, кой-чего из барахлишка и прочие нужные вещи.
– Все, уносим ноги! – распорядился он. – Ты дуй вперед, а я тут малость осмотрюсь, что к чему. Не хочу, чтобы наши беспокоились, да и Хопкинс небось помирает от жажды.
Я пополнил кладь двумя бурдюками воды, загрузил верблюда и двинул прочь из оазиса. Вскоре я уже был у места нашей стоянки. Не слезая с верблюда, сразу же протянул Хопкинсу бутылку рома, и он ее мигом уполовинил.
– Давно бы так! – с облегчением заметил он.
Ивонна судорожно вцепилась мне в руку. Понятное дело, любовь не скроешь!
– Где ваш друг? – взволнованно спросила она.
Ловко прикидывается, будто ее интересует Альфонс.
– С ним все в порядке. С минуты на минуту он будет здесь.
– Где это вы раздобыли верблюда? – вылез с идиотским вопросом Хопкинс.
– Объявили среди ночи под барабанный бой: мол, если у кого есть верблюд на продажу, ведите его сюда, а то беглым легионерам надоело топать пешком.
– Дурак!
– От дурака слышу. – Обменявшись любезностями, мы замолчали.
Со стороны оазиса показалась процессия: всадник на верблюде вел за собой еще несколько верблюдов. Наверняка Альфонс, больше некому… Но нет! На одежде путника блеснули пуговицы.
Жандарм!
Хопкинс и я одновременно выхватили револьверы.
– Ложись! – крикнул Ивонне Хопкинс, но девушка прокричала в ответ:
– Это он!.. Не стреляйте, это же он!
Теперь и мы признали в жандарме Альфонса Ничейного.
– Привет, вот и я!
Соскочив с верблюда, он бросился прямиком к Ивонне и давай целовать ей обе ручки. А она – то в смех, то в слезы. Очень добросердечная девушка!
– Где это ты разжился? – Хопкинс указал на униформу.
– Раздел жандарма, прежде чем спустить его в фуражную яму.
– Что теперь?
– Если попадем в оазис Тимбак до того, как там станет известно, что мы побывали в Азумбаре, тогда можно надеяться на лучшее.
– Надежда есть. Суди сам: к полудню жандармы вернутся в Азумбар, но рация у них не фурычит. Значит, с утра они наладятся в ближайший оазис, чтобы передать сообщение, и мы выигрываем два дня.
– Я тоже так считаю. Как вы настроены, Ивонна: бодры или подавлены?
– Ни то, ни другое. Я знаю лишь одно: рядом с вами… со всеми вами… мне не страшны никакие беды и напасти.
Слышали? Конечно, она имела в виду одного меня, просто ей не хотелось обижать остальных. Тонкой души человек!
До заката солнца мы устроили себе отдых. Да не простой, а с «противовоздушной маскировкой» – изобретением Альфонса Ничейного, – чтобы укрыться от самолетов-разведчиков: они без конца прочесывают пустыню в надежде обнаружить нас и сообщить по радио наземным частям, где искать беглецов. «Противовоздушная маскировка» состоит вот в чем: ложишься на песок и укрываешься куском брезента, присыпанного сверху толстым слоем песка. Точно так же мы прятали и верблюдов. Конечно, испытываешь определенные неудобства, зато когда над головой у тебя гудит мотор, можешь лежать спокойно – пилоту сверху виден лишь желтый песок. С наступлением темноты мы во весь опор неслись вперед. У нас было два запасных верблюда, так что мы постоянно меняли выдохшихся животных. В воде и провизии недостатка не было.
Оставалось только выиграть состязание с жандармом, который уже был в пути к ближайшей радиостанции, чтобы сообщить о нас. Ивонну, несмотря на всю ее спортивную закалку, этот переход измотал основательно. К таким бешеным темпам она не привыкла, но из последних сил старалась держаться.
– Еще немножко… – шепотом подбадривал ее Альфонс Ничейный.
– Все… в порядке… – выдохнула она на грани потери сознания.
Последнюю милю пути мы страховали Ивонну с обеих сторон, поддерживая всякий Раз, стоило ей только покачнуться. И вот, на рассвете следующего дня, вдали показался оазис Тимбак. Мы сняли Ивонну с седла, уложили поудобнее, смочили лицо. Девушка пришла в себя, но силы ее были на исходе.
– Каковы наши дальнейшие планы?
– Прежде всего необходимо привести себя в порядок, – небрежно бросил Альфонс.
Оказалось, что у жандарма, спущенного им в фуражную яму, наш приятель позаимствовал не только мундир, но и платяную щетку. Форма на редкость шла Альфонсу – залюбуешься. Пожалуй, даже мне было бы трудно соперничать с ним.
– Нам предстоит опасная игра. Успех или провал зависят от того, сколько времени понадобится жандармам, чтобы добраться до радиопередатчика.
– Выкладывай все, что задумал.
– Садитесь… Ивонна, выпейте глоток рома и слушайте меня внимательно.
Альфонс Ничейный изложил свой план, и мы долго сидели молча, не решаясь заговорить.
Такой дерзкий и рискованный замысел мог родиться разве что в этой отчаянной голове.
В тот день обитателей оазиса Тимбак ждала сенсация. На рассвете здесь объявился стройный красавец жандарм и доставил связанными троих беглецов, вот уже которые сутки державших в страхе всю округу.
Парню неслыханно повезло: он патрулировал вверенную ему территорию, когда беглые легионеры, измученные долгими скитаниями по джунглям и пустыне, решили добровольно сдаться. Усталые, подавленные, теперь они тоскливо сидели в казарме, где находился постоянный жандармский пост Тимбака в составе пяти человек.
Один из беглецов – совсем юный паренек, другой – хорошо известный по разыскным объявлениям невысокий, плотный субъект, третий пленник с лицом красивым и умным, с печатью грусти на челе, столь характерной для тружеников пера.
Все население оазиса – двадцать душ аборигенов – столпилось под окном казармы, где, собственно, ничего не происходит. Беглецы угрюмо молчат.
Наконец приземистый субъект, обратившись к капралу, просит – ради всего святого – угостить его глотком спиртного и сигарой.
Просьбу его выполняют. Здесь никто на беглецов зла не держит. Они и без того натерпелись, бедняги, а уж в форте им зададут жару – мало не покажется.
– Да, парень, удача тебе улыбнулась, – замечает толстяк-жандарм из местных своему красавцу коллеге, доставившему пленников. – Кстати, а где девушка, о которой говорится в разыскном листе?
– Говорят, два дня назад скончалась.
– Ничего удивительного, после таких-то передряг… Но тебе хороший кусок обломился!