Так оно и есть. Силы и мужественности мне не занимать, мускулы как литые… Такого человека даже в тысячной толпе нельзя не приметить.
– Крысы, которые выслеживают беззащитных женщин, как правило, трусливы.
– У вас до которого часа увольнительная?
Хм… Потрэн небось уже из себя выходит…
– Нет у меня никакой увольнительной. Перепрыгнул через крепостную стену, и все дела.
– Значит, дезертировали?
– Не совсем так. Если объявлюсь в форте до завтрашнего вечера, засчитают всего лишь за самовольную отлучку. А я объявлюсь еще сегодня.
– Коль скоро вы уж все равно припозднились… не могу ли– я пригласить вас на чашку чая?
Мадам потупилась. Видать, я произвел на нее неотразимое впечатление.
– Вы осчастливили меня, графиня, – почтительно отозвался я, с трудом преодолев желание опуститься на одно колено.
– Тогда прошу пожаловать!
Переступив порог главного входа, мы очутились в просторном зале с темной деревянной обшивкой. Сверкающие люстры, шик, блеск, целая толпа лакеев в парадных камзолах…
Мы рука об руку поднялись по лестнице.
Стены от пола до потолка сплошь увешаны картинами из ярких, цветных квадратиков. Поскольку мне доводилось вращаться в лучших кругах, я знаю, что картины эти называют мозаиками. Светская жизнь, она что-нибудь да значит.
Из стен повсюду торчали светильники, потолок украшали лепные цветочные гирлянды – так называемые фрески. Ежели они обвалятся, да в пыли-грязи извозюкаются, им в музеях цены не будет.
Комнат этих мы прошли видимо-невидимо, покуда наконец идущий перед нами лакей не ввел нас в небольшую уютную гостиную и включил лампу под желтым шелковым абажуром. Деликатное, даже можно сказать – интимное освещение оставляло в уютном полумраке дальние углы комнаты.
Вскоре лакей появился снова, катя перед собой нечто вроде коляски для младенцев, с той только разницей, что коляску прикрывала стеклянная пластина, поверх которой были расставлены бутылки со спиртным, вазочки с печеньем и сигаретницы.
– Можете быть свободны, Луи.
Лишь тот, кому доводилось бывать в великосветских салонах, способен оценить истинный аристократизм дома, где лакея зовут Луи.
Графиня попотчевала меня виски, мы закурили и предались беседе.
– Дорогой Джон, – начала она, перегнувшись ко мне через подлокотник кресла. – Вы оказали мне сегодня огромную услугу. Поверьте, я никогда этого не забуду!
– Полно, какие пустяки! Жалею, что мне не выпала честь сразиться за вас, графиня.
Я и впрямь готов был схватиться хоть с целым отрядом спаги, лишь бы доказать красавице свою любовь и преданность.
Она почти не пила, а я не удержался и опрокинул четыре рюмашки – уж больно вкусное виски попалось.
Затем, расхрабрившись, я склонился к ее ручке, покоящейся на подлокотнике, и запечатлел на ней поцелуй.
Дамочка не воспротивилась…
Я посмотрел на нее и увидел, что она отвела глаза в сторону и улыбается. Однако странная это была улыбка!
Женщина улыбалась так, словно плакала. Я ее тут же про себя так и окрестил: «Графиня-То-Ли-Плачет, То-Ли-Смеется!» Здорово, да?
– Вы мужчина отчаянный и дерзкий, а ведете себя прилично. Не переходите границ.
Что верно, то верно. Я хотел вместе с креслом придвинуться поближе, но оно, окаянное, зацепилось за ковер, так что я едва не шлепнулся и, пытаясь сохранить равновесие, опрокинул бутылку с виски.
– Ах, простите, графиня!
– Пустяки… В прошлый раз такой же казус приключился с маркизом Валуа.
Понятно… Какой ты ни будь маркиз либо граф, а от подобного конфуза никто не застрахован.
Наконец – и это главное – я уселся с ней рядышком. Сердце мое колотилось бешено, того гляди выскочит, и никакой мундир его не удержит. От аромата жасмина, обволакивавшего графиню, першило в горле, и каждая жилка в мозгу готова была лопнуть от невыносимого напряжения.
– Почему вы сбежали из форта? – спросила она, перегнувшись в кресле так, что мы почти соприкасались плечами.
– Увидел… со стены… одного мерзавца, – с трудом выдавил я из себя, – и пустился за ним вдогонку…
– А как вы потом попали… в кафе?
– Тот тип… забежал туда… а я за ним.
Гостеприимная хозяйка знай подливала мне виски, а я не отказывался, пил: выпивка развязывает язык, делаешься разговорчивее.
– Ах, как здесь жарко!.. – Она со вздохом встала и направилась к декоративному камину.
Клянусь, такой роскошной фигуры мне не приходилось видеть! А уж походка… словно музыка в плавном, замедленном темпе.
Затем графиня села к роялю, заиграла и запела. Заслушаешься! Профессиональные певички, что в кабаках да барах выступают, вполне могли бы у нее поучиться.
Как допела она свою песню до конца, я бухнулся перед ней на колени.
– С радостью отдал бы жизнь за вас, графиня! – признался я ей без обиняков. А она… ей-богу, не вру! – тихонько так погладила мою склоненную голову. От этого ее прикосновения у меня по всему телу мурашки побежали.
– Хотя я совсем не знаю вас, Джон, но чувствую, что вы человек смелый, решительный и вместе с тем великодушный и умный…
Шляпу долой перед женщиной, способной так хорошо разбираться в людях!
– Послушайте, Джон, – продолжила она. – Я хочу доверить вам свою самую сокровенную тайну…
– О-о, какая честь для меня, графиня!
– Мне необходимо на кого-то опереться, а вы настоящий мужчина… и с первого взгляда… Одним словом, слушайте!.. Отец мой был дипломатом…
– Догадываюсь.
– Почему?
– В вас столько утонченной прелести, что вашим отцом мог быть только дипломат, – говорю я ей.
– Благодарю… А вы не только полны отваги, но и не чужды культуры, – она мне в ответ.
– А теперь слушайте внимательно. Мой отец стал безвинной жертвой политической интриги, которую затеяла против него испанская герцогиня Аннунциата Эрманьола. Отец доверил ей все свои секреты, а в результате ему пришлось спасаться бегством. Полагаю, вы слышали о подобных историях?
– А как же! Похожая беда приключилась с рыцарем-лебедем по имени Лоэнгрин, только дамочка была не испанкой, а оперной певицей, – воспользовался я случаем показать свою образованность.
– Похожая ситуация, – удивленно произнесла она и рассмеялась.
– Чему вы смеетесь, графиня?
– Поверьте, это смех сквозь слезы! – посерьезнев, ответила она. – Спасти отца я могла единственным способом: принять предложение графа Ла Рошель… Хотя ненавидела его всей душой!